Максим Бондарчук - Легендарный

Три раза. Только три раза закат солнца на этой планете можно было увидеть своими глазами. Ни больше и не меньше. Такое великое чудо, явление огромной планеты, приближенной к небесному светилу ближе всех остальных планет-гигантов в этой системе, пропустить столь невероятное событие было настоящим кощунством. И я пытался задержаться как можно дольше у громадного окна, разглядывая поднимавшиеся из-за горизонта языки фиолетового пламени – протуберанцы.

– Красиво, правда?

– Да.

– Жаль, что ты больше этого не увидишь.

В кабинете было тепло, в центре стоял стол, несколько стульев и древние картотеки, непонятно как и когда попавшие сюда. В сравнении с каменной камерой в которой мне довелось пробыть три года, ощущение теплоты и уюта в комнате для допроса казалось настоящим райским наслаждением, за которым, а мне это было известно наверняка, скрывалась боль и отчаяние, впитавшееся здесь даже в стены.

Он почти не говорил – предпочитал смотреть. Наблюдать. Его лицо мало о чем могло рассказать, если только не брать в расчет несколько звезд, висевших у него на груди и погоны, указывавшие на высокое положение этого человека на планете. Его грубость оказалась оправдана – заключенные боялись его и боготворили. Его слово – закон. Его указы неукоснительно выполнялись в течение нескольких минут. Ничто на этой планете-тюрьме не делалось без его ведома и такой контроль приносил свои плоды – за годы эксплуатации тюрьмы не было зафиксировано ни одного побега.

– Ты видел бой?

– Да.

– Как тебе?

– Они дрались как животные.

– Рене мой лучший боец.

– Он чудовище.

– Тебе ли об этом говорить.

– Ты позвал меня ради этого?

Он отвернулся и спустя секунду каменное окно за его спиной распахнулось, открыв вид на пустыню, покрывавшуюся тьмой наступавшей ночи.

– Знаешь о чем я думаю каждый раз, когда смотрю на эту планету? – он не повернулся и продолжал говорить, стоя ко мне спиной, – о том, что и мы все подобны ей. Наша звезда зашла и тьма наполнила наши души. Мы стали зверьми, как те, кто сейчас ползает на четвереньках, собирая ошметки бедолаги на арене.

Потом он развернулся, прямо посмотрел на меня и сел на кресло, пододвинувшись к столу.

– У меня есть приказ. Мы должны узнать как все произошло?

– Ты и без меня прекрасно это знаешь.

Офицер слегка приподнялся и указал на записывающее устройство в дальнем углу. Оно было похоже на раскрытый чемодан и оказалось набито электронной начинкой.

– Это не просто личный разговор двух старых приятелей, а допрос.

– Тогда в чем проблема?

– В твоем упрямстве.

– Оно много раз меня выручало.

– Не сегодня, – коротко ответил офицер, – не в этот раз.

– Ты всерьез думаешь, что дела минувших дней как-то помогут вам всем?

– Прошло не так много времени с того самого боя.

– Там много погибло людей, – мне вспомнился четверг девяносто восьмого года, когда звено из стальных машин шло разомкнутым строем к позициям противника и попало в засаду.

– Как все произошло? – повторил вопрос офицер. – Мальбук…это же было там, верно?

– Там очень красивое солнце. Оно похоже на желток куриного яйца в подсолнечном масле.

– Не уходи от ответа.

– Я и не собираюсь.

В груди слегка защемило.

– Нас наняли за три недели до случившегося. Сложно сказать что мы чувствовали в тот момент, но земля на той планете редко когда замерзала и больше походила на черные топи, в которых машины тонули почти по "щиколотку", опасно погружаясь в эти зыбучие пески Мальбука. Наши двигатели перегревались почти каждые десять минут. Мы были вынуждены делать привал прямо на открытой местности, не ища каких-то укрытий и не заботясь о собственной безопасности.

– Почему?

– А что делать? Двигаться было нельзя. Охлаждающая жидкость кипела в емкостях, как будто подогретая в котле. Жара, тяжелый зыбучий грунт, грязь в отдельных районах, все это создавало неимоверную нагрузку на узлы, и реактор, работавший на пределе своих возможностей, мог взорваться от малейшей перегрузки.

– Что потом?

Я с секунду помолчал.

– Потом мы дошли до назначенного места, по уши в грязи и уставшие как собаки, однако обнаружили уже остывшие остатки второго звена.

Офицер подозрительно посмотрел сначала в мою сторону, потом в сторону записывающего устройства.

– Ты все правильно помнишь?

– Я же говорил – слишком много воды утекло с того момента.

– Значит ты мог кое-что забыть?