Дмитрий Евдокимов - Другие правила

– Мне легче, – невесело усмехнулся я, – я не успел испугаться. Ба-бах – удар в плечо, меня развернула невидимая сила и бросила наземь.

– Да уж. До сих пор не возьму в толк, как силирийцы умудрились просочиться сквозь наших солдат?

– Утверждают, что ничего особенного не делали. Просто невероятное стечение обстоятельств.

– Они, наверное, уже думали, что сумеют вырваться из крепости. А тут мы.

– Не повезло им.

– Когда Яблонец брать будем, дашь мне опробовать новые орудия в боевых условиях? – спросил безмерно переживающий за развитие артиллерии Григорянский.

– Боюсь, что снова нет, – я вынужден был разочаровать товарища, – хочу по максимуму использовать фактор неожиданности. Иначе потеряем много времени. Но если что-то пойдет не так, то непременно в ход пойдут новые гаубицы. Обещаю.

К великому моему сожалению, в прошлой жизни, будучи еще Сергеем Прохоркиным, я совершенно не интересовался ни артиллерией в частности, ни оружием вообще. Не связана была моя жизнь с огнестрелом. Стрелять-то из автомата Калашникова когда-то приходилось, не говоря уже о «мелкашке» и пневматике, но одно дело – уметь пользоваться готовыми вещами, и совсем другое дело – уметь их делать. Да и здесь особо не было у меня времени изобретениями и усовершенствованиями заниматься. Сами посудите: то война, то свадьба, то препирательства с Глазковым и инквизиторами, да в перерывах еще нужно успевать реформы Федора подталкивать и обустройством Холодного Удела заниматься. Но, как ни крути, оружейные дела имели огромную важность и для страны, и для меня лично – чем больше будет у Таридии преимуществ перед врагами в вооружении, тем больше будет побед, а чем больше будет побед, тем выше будет престиж военачальников.

Хотя мое положение в новом мире и значительно укрепилось, но недоброжелатели тоже не дремлют. Их усилия не могут увенчаться успехом, пока я в фаворе у царской семьи. Однако не дай бог что-то случится с царевичем Федором – и, боюсь, тогда младший Соболев не сможет меня защитить, а старший быстро поддастся нашептываниям своего друга детства Глазкова. А если я еще к тому же и военные кампании начну проигрывать, то вообще катастрофа, скушают меня.

Сейчас-то Никита Андреевич только глазами зыркает, словесные шпильки вставляет да всё протоинквизитора против меня науськивает. Тот и выдает на-гора возмущенные заявления: то учебные заведения дьявольскими вертепами объявит, то привлекаемых к преподаванию ученых богохульниками назовет, то создание мануфактур заклеймит богопротивным делом. Уже и митрополит его осаживал, и царевич Федор увещевал, а тому все неймется. Невзлюбил меня отец Пафнутий с того самого раза, когда я чудом инквизиторских подземелий избежал. Сейчас вот к воздушному шару прицепился – негоже, говорит человеку летать, гордыня это, а гордыня от нечистого. Ну, ничего, есть у меня мысль, как и на этот раз оставить его с носом.

В общем, церковью тоже волей-неволей приходилось заниматься. А на оружейников совсем мало времени оставалось. Насколько мог, я подталкивал наших оружейников на работу в направлении бездымного пороха, единого патрона и улучшения конструкции стрелкового оружия и артиллерии. Под это дело даже свел их вместе с металлургами, химиками, математиками и заставил всех работать в одной упряжке. Уверен, что толк от этого будет. Да он уже есть – ведь посредством налаживания производства собственного пороха на царской мануфактуре удалось добиться унификации продукта. Также огромным плюсом стал переход от производства порошкового пороха к гранулированному, да еще начали фасовать его в бумажные картузы. То есть теперь мы мало того, что имели порох, качественные характеристики которого не менялись от партии к партии, так еще и ввели его заряжание заранее отмеренными на мануфактуре порциями. Это дало весомое увеличение частоты стрельбы, что у пехоты, что у артиллерии. Соответственно, мы теперь могли уверенно использовать постоянство характеристик пороха для расчетов по дальности стрельбы. Также удалось улучшить качество бомб и гранат.

Впрочем, для артиллерии у меня все-таки нашлась парочка идей, касающихся изменения в конструкции самих орудий. Я позаимствовал у истории идею длинных гаубиц, именовавшихся в России «единорогами». Идея состояла в том, что форму зарядной каморы заменили с цилиндрической на коническую. Такая форма обеспечивала наилучшую центровку снаряда, улучшала баллистику, а также позволяла быстрее заряжать орудия. Кроме того, это позволило увеличить длину ствола и, как следствие, дальность стрельбы. Помнится, что данное изобретение позволяло русской артиллерии около двадцати лет быть лучшей в Европе.