Степан Ларин: 25-й (СИ)

Войдя в купальню, я оголил торс, встал перед умывальником и, сделав руки ковшиком, набрал в них воды, после чего быстро облился и умыл лицо. Холод сковал всё выше пояса, мускулы приятно отвердели, плоть стала чище, я занялся своими ранами. Регенератор сильно помог. Под рыжим светом, ударившим из стенок увесистого металлического кубика, кровь перестала сочиться, быстро свернулась и засохла, берега этих зелёных рек под названием «царапины» соединились мостиками из нарастающих кусочков плоти, и вскоре от них остались только побелевшие следы. Очень, однако, заметные. Мою щёку точно зашили ниткой, а не залечили излучением. Мда, я теперь ещё тот красавчик... И суток от вылупления не прошло, а уже изуродованный на всю жизнь...

На пути в купальню мне не встретился никто, но за время моего там пребывания казарма наполнилась людьми и теперь приветствует меня. И приветствует, несмотря на моё поражение, с горячей радостью.

— Гордость отечественной индустрии! — объявил сам Танкред, подняв мою руку высоко вверх.

— Ты настоящий зверь, Чужой. — Признал Надаск, когда я, чуть ли не унесённый на руках своих товарищей, очутился в нашей комнате.

— А ещё — редкостный засранец. — Произнесла входная дверь голосом Хищника, и он, двигая кривой челюстью, вошёл. Ну, мы хотя бы в расчёте — он порвал мне рот, а мои кулаки вывернули его челюсть из пазов так, что даже с чужой помощью он не сумел её по-нормальному вставить обратно. — Но рука у тебя крепкая. Я это уважаю.

— Хорошо, что ты хоть что-то научился уважать. — Я встал с кровати и шагнул ему навстречу. Окровавленная футболка растянулась оттого, что он весь напрягся, ожидая от меня продолжения поединка.

— Если будешь бить первым — бей наверняка. — Сурово посоветовал Хищник, и мы уставились друг на друга. Товарищи возбуждённо зашевелились.

— Тебя никто не просил кромсать моё лицо на лоскуты.

-Всякое может произойти в бою.

— Какое удобное оправдание...

— Ты сомневаешься в приказе?

— Похоже, ты обрадовался бы больше, будучи размазанным по асфальту в самом начале боя. — Хищник пригласил сесть, и я опустился на кровать напротив него. Да, пригласил. Значит, ищет примирения. — А если бы тебе приказали совершить самоубийство, ты совершил бы? Просто так, на ровном месте? Если бы вошёл сейчас к нам центурион и сказал: «Легионер Двадцать Один, возьми пистолет, приставь его к своему подбородку и спусти курок»?

— Да, только представь. Потому что это приказ.

Эту фразу я запомнил надолго. И долго над ней рассуждал. Как же так, взять и умереть по одной только чужой указке? Даже биологически неестественно так легко расставаться с жизнью. Любой организм стремится избежать гибели, а тут вдруг идёт ей навстречу. Одно дело — умереть за то, за что действительно стоит умирать, когда ты готов к этому, но вот так, рефлекторно... Суицидальным синдромом попахивает...

— Чужой, я действительно не хотел тебя калечить. Правда. — Заверил Хищник, но я почему-то не поверил.

— Разумеется. Виноват ведь приказ.

— Вот только слёз не надо. Не будь самочкой.

— Так, спокойно. — Левиафан встал между нами, удерживая за плечи, как будто мы хотим кинуться друг на друга. Но ни у меня, ни, я уверен, у Хищника такого желания нет. Поздно убивать из-за обиды — она уже не так сильна. Но это вовсе не значит, что я не злюсь на Хищника. — Поединок закончился, если вы не заметили.

— Я спокоен, как бурниш после обеда. — Я избавился от руки товарища. — Проповедуй в другом месте, а нам дай грешить с миром.

— В общем, славно ты бьёшься. Себя в обиду не дашь. — Хищник, наконец, высказал своё мнение обо мне доходчиво.

— Это точно. — Поддакнул Чак, и я вдруг вспомнил, что это он вместе с Левиафаном уносил меня. Да уж, вот кому тоже довелось испытать мою силу, когда я раскидал их, как детёнышей. — Как насчёт нового имени? У всех крутых бойцов оно должно быть.

— Нет. — Сразу отрезал я. — «Чужой» — лучший вариант.

— Да, да, ты прав. — Согласился товарищ и тут-же снова придумал. — Мы назовём тебя Чужой, Шрам-на-Щеке. Типа как фамилия и имя.

— Брахен-Ду Шализ, значит... — Повторил я вслух. — Меня это устраивает.

Во время вечерней пробежки мы впервые увидели бесхвостых. Какая-то вооружённая процессия, двигавшаяся по главной дороге лагеря к фабричному району, где, как я знаю, находится также штаб всей Первой Армии Клонов. Возглавлял процессию офицер с головой овалообразной формы, как у всех землян; на ней, на бровях имеется чёрная шёрстка. Рот не такой широкий, как у нас, но губы более пухлые и мясистые. Глаза имеют круглый зрачок. И вообще, зрачок у них просто есть. Вместо слуховых отверстий — кожно-костные выросты на висках, формой своей напоминающие раковины моллюсков, а обонятельную функцию выполняет клювообразный орган, растущий между глазами и нависающий надо ртом. Мягкая бледноватая кожа лишена чешуи и естественных костяных панцирей. Действительно нет хвостов, пятипалые руки имеют всего один, а не два противопоставленных боковых пальца и дорастают всего-то до уровня паха, а не почти до колен. И ещё, конечно, у них иначе устроена нога: голень длинная, ступня короткая и широкая, вместо трёх (считая рудиментарный боковой) пальцев — пять, как и на руках, а пятка не задрана высоко вверх и расположена вровень с остальной стопой. Им такое строение досталось от обезьян (как считают некоторые), а нам — от динозавров: наши ноги лучше приспособлены для бега и развивают куда большую скорость.