Борис Завгородний - Рось квадратная, изначальная

– «Привет!» – сказала бутыль, подлетая к голове. «Привет и тебе!» – отвечала голова, отлетая от бутыли! Эй, Ухмыл, а чего ж ты свою балабойку не прихватил, спел бы что весёлое напоследок!

От ощущения собственной удали торгаш слегка попрыгал на спине связанного Пивеня, на что бессознательное тело беспомощно вякнуло в ответ.

А Ухмыл от злости только зубами скрипнул, ничего не сказал. Да и что тут теперь скажешь – не до рубки ему было, так как щель увеличилась уже на два шага. Ветер так и рвал одежду, стонал и свистел, да бил в лицо, заставляя давиться воздухом, ставшим вдруг плотным и упругим, и стоять рядом со щелью, даже не со щелью, а, в натуре, пропастью, в кою уже была видна бешено несущаяся степь по бокам, слившаяся в какую-то неразличимую муть, да блестящие рельсы внизу, было просто жутко. Того и гляди стащит воздушным потоком с площадки да располосует колёсами на узкие ленточки.

– Молодец, – ухмыльнулся Ухарь Благуше, придвигаясь массивным телом ближе. – Это ты хорошо придумал с бутылями, пар тебе в задницу!

– А мне-то за что?

– Да это я так, к слову… – И рявкнул переминающимся напротив бандюкам: – Ну что, шавки, чья взяла?

– Погоди, усы узлом, – пригрозил Ухмыл под тоскливый вой Буяна, баюкающего в заскорузлых от неправедной жизни ладонях правое колено и ругавшегося непонятно – «пся крев, пся крев». – Щас ватаман очухается, усы узлом, так мы ещё покалякаем! А ну отдавай нашего Пивеня обратно!

– Ага, прямо разбежался, – с широченной ухмылкой пообещал Ухарь. – А без него, пар тебе в задницу, слабо?!

– Поговори ещё, – угрюмо бросил сухощавый и мускулистый Жила, прядая рыжими усами, как лошадь ушами. – Все едино никуда от нас не денетесь, усохни корень!

– Да ну, пар в задницу? – продолжал изгаляться Ухарь. – Так, может, разбежишься, прыгнешь ко мне покалякать? Пока далеко не разнесло? А то поздно будет! Я, понимаешь ли, к вам не могу, мне Махиной управлять надобно. Ну так как?

Но ни Жила, ни Ухмыл желания «покалякать» на вражьей территории не изъявили, лишь зло поглядывали то на богатыря-махиниста, то на торгаша Благушу, то на своего незадачливого ватажника, валявшегося без сознания на полу. Спохватившись, Благуша наконец слез со спины многострадального Пивеня.

– Ну как знаете, – не дождавшись ответа, пожал плечами Ухарь. – Когда спохватитесь, поздно будет. Потом хоть ветру в штанцы напускай, хоть пар в задницу, все равно не перепрыгнешь!

Бандюки угрюмо молчали, признав своё поражение.

А щель все ширилась – три шага, четыре, пять… Махина все увереннее набирала скорость, отрываясь от осиротевших без твёрдой тяги вагонов. Десять шагов. Безнадёжно далеко уже были бандюки, оставили их Благуша с Ухарем с носом. Те уж и сабли в ножны попрятали, чего зря теперь махать. Уж и Буян давно выть перестал, оставив в покое побитую коленку. Уж и Хитрун заворочался на полу, приходя в себя…

И вдруг, вспомнив о Минуте, слав с горестным воплем схватился за голову.

– Оторви и выбрось!

– Что такое? – Ухарь озабоченно повернул голову. – Потерял что?

– Ага… Попутчицу свою! Совсем про неё забыл!

Бандюки, разобрав слова торгаша сквозь вой ветра, понимающе переглянулись, и Благуша прикусил язык. Да поздно.

– Балда ты, брат слав, – с досадой произнёс Ухарь. – Балда и дудак полный. Баба на Махине – не к добру, пусть бы там и оставалась, чего было вспоминать, да ещё вслух!

– Балда, – повинно согласился торгаш, чувствуя себя хуже некуда от такой глупейшей оплошности.

– Аркан! – вдруг рявкнул с той стороны пришедший в себя Хитрун, с явным трудом поднимаясь на ноги. – Жила, чего стоишь, кровь из носу! Доставай аркан! Кто знает девку этого дудака?

– Я, – ответил Ухмыл, недобро прищурившись в сторону Благуши и растянув тонкие губы самым мерзким образом. – Видел я его телку, усы узлом! Минутой звать!

– Иди за ней, – коротко и властно распорядился Хитрун. И крикнул Ухарю с Благушей: – Слышали, герои, кровь из носу? Сейчас вашу девку приведём! Тогда и поторгуемся по новой!

С удивительным для его мощной, приземистой комплекции проворством Ухмыл скрылся в каморном вагоне, а остальные бандюки заметно оживились, пропуская вперёд Жилу с арканом наготове. По уверенным раскручивающим движениям последнего было видно, что делать ему это не впервой, что аркан давно стал продолжением лихих ручонок.

И Жила оправдал ожидания своей ватаги.

Свистнула подлая волосяная верёвка, заглотнув все десять шагов разделявшей их пропасти, как удав мышь, свистнула да зацепилась за что-то петлёй где-то под полом тамбура, ни рукой не достать, ни увидать. Жила шустро выбрал слабину и прикрутил свой конец к нижней дверной петле каморного вагона, после чего верёвка натянулась.