Татьяна Лобанова - Краткий курс теории смерти

Он безнадёжно протянул скреплённые листы бумаги. Жирные пальцы корифея распахнули листы как женские платья.

– Разве это не мультфильм «Приключения сперматозоида»?

Обида залила Глеба, и он выхватил сценарий. Странную вещь он понял, спускаясь на эскалаторе. Больше всего расстроило, что придуманная фрау не оживёт.

В телевизоре умничал Собчан, отважный Д’Артаньян перестройки. Все за одного три мушкетёра Чурбанс, Почемук и Шахрань. На другом канале олигарх Деризадка и культуролог Записец щурились на студенток. Глеб переключил на фильм, где в главной роли Ян Царапник с лицом несчастной жабы. Кино прервала реклама кандидата в президенты Марта Шахуя.

Что за странные имена, твою мать? Почему командиры прошлого звучали благостно? На трибуну поднимались Брежнев, Андропов, Гришин, Громыко, Кириленко, Мазуров, Пельше, Подгорный и Полянский. Неблагозвучие правящих имён порождает неблагополучие страны или наоборот?

Глеб переключил канал и ужаснулся инкубаторам: как можно животными и птицами набивать клетки! Они не биомасса, а божьи существа, и до назначенной смерти должны жить счастливо. Счастливые коровы с курами должны заполнить луга. Может, тогда вернутся благозвучные имена руководителей. А пока животные – биомасса, народ – такая же биомасса для корявой элиты.

– Ну? Что молчите? – уставился Рывкин на Годунову.

– Вы про талмудизм?

Он сунул газету женщине в лицо.

– Что это, по-вашему?

– Я никуда не писала! – Годунова недоумённо подняла брови.

Марк Владиленович оглянулся на Асеева.

– Не понимает или включила дурочку? – Не получив ответа, Рывкин продолжил: – Не понимать одно, а дурочку изображать не позволим! Отвечайте, я доступно выразился?

У Годуновой прыгнуло давление, она округлила глаза. Рука напряглась дать по морде. Луковский в выглаженном костюме на фоне габаритного Асеева напоминал озабоченного школьника. Что им надо?

– Не стройте глазки, здесь не дом отдыха! – повысил тон Рывкин.

Сучок! Лень вставать с кресла….

Два трёхэтажных здания НИИ лекарств и ядов имени Майрановского соединял кирпичный переход. У наружного здания колонны, лепные потолки и косметический ремонт. Здесь администрация и плановый отдел, остальные помещения сданы в аренду. Второй корпус занят лабораториями, в коридорах ящики с оборудованием, скрипит грузовой лифт, из комнаты поглядывает электрик. Приёмная Асеева на втором этаже отделана по европейскому стандарту. Когда, строго цокая каблуками, вошла плановичка Годунова, учёные поглядели одобрительно. «С возвращением, Марк Владиленович!» А что теперь происходит?

– Меня вызвали для оскорблений?

– Вы не вызваны, а приглашены на деликатное мероприятие! – торжественно уточнил Асеев.

– Кто, наконец, жил в Сибири? – жёстко, не боясь женских слёз, потребовал Рывкин.

Не утихомирился, сучок.

– Ленин! – рассердилась Годунова.

Марк Владиленович снова оглянулся:

– Она издевается! Вы, Годунова, откуда приехали?

– Из Сибири.

Рывкин приблизился и навис, заглядывая под блузку. Ладонь женщины тяжело шмякнула учёную физиономию. Давление пришло в норму, а Рывкин отпрыгнул на расстояние.

– Значит, признаёте? – упрямо потряс газетой.

В начале совещания Рывкин демонстрировал обведённую фломастером статью. Юбилей Казнадеева, огромная эрудиция и глубина знаний, иностранная награда, сильная незаурядная личность, знаменитый эксперимент, темперамент проповедника, зубр классической медицины, космофизик, исследователь здорового человека. Ну и что?

Последовал комментарий Асеева, придавившего ладонями плоскость длинного стола:

– Речь о конкуренции в науке!

Оказывается, академик уплывает вдаль, а мы посматриваем вслед. Не преодолели талмудизм и начётничество. Он надеется, присутствующим не надо объяснять? Годунова скромно просит объяснить.

– Неспособность отрицать собственные догмы. Отрыв от реальности. Нежелание вникать в существо дела.

Она слушала внимательно, спина прямая, попа на краю кресла. И вдруг Рывкин замахнулся газетой, как на муху. С этого началось.

– Признаёте, что муж знает Казнадеева?

– Знает, – удивилась Годунова, – и что?

Рывкин снял пиджак и засучил рукава. Женщина ленивой пантерой наблюдала тощие руки учёного.

– Мне поручено спрашивать, а не вам, – сжал Рывкин костлявые кулаки. – Где работал муж? Быстро!

– В Сибгидро.

Рывкин выпучился поверх очков.