Александр Конторович - Сталь над волнами

— Мистер Аткинс! — вмешался в разговор советник по безопасности. — Вы хотели нам что-то сказать?

— Кто это такой? — неприязненно покосился на него тот.

— Я советник по национальной безопасности! Джим Мюррей, к вашим услугам!

— А… так это ваша подпись стоит на большинстве бумаг, которые разваливают нашу страну…Вы мне не интересны, сэр! Однако — к делу! Ронни!

В кадре появился ещё один персонаж. Хладнокровный и невозмутимый — от экрана словно холодом повеяло. Короткая стрижка, полувоенный комбинезон, широкий пояс с какими-то приборами. Узкие, близко посаженные глаза, прямые брови, тонкие, плотно сжатые губы.

— Позвольте представить, — раскланялся перед объективом Аткинс. — Эти парни зовут себя вайнами. Что-то в них есть от джапов, но это ребята конкретные и не маменькины сынки. Тут никому не нужно вытирать сопли. Ронни, будь так добр, скажи господам что-нибудь по-вашему… а то, с них станет объявить всё это цирком.

Вайн улыбнулся! Совсем по-земному, на секунду он вдруг стал каким-то понятным и даже близким.

— Аге. Нирея мор соулт. Оолер. Керемгенси арен, — он осмотрел зал совещаний. — Мне было интересно вас видеть всех.

В зале наступила мертвая тишина, только шуршали вентиляторы охлаждения многочисленной аппаратуры.

Президент молчал, молчало и все его окружение.

— Э-э-э… мистер Ронни, мы также рады вас видеть! И приветствовать в вашем лице… — нашелся, наконец, президент.

— Найр! — поднял руку вайн. — Не рад. Не привет. Я вас вижу — это хорошо. Вижу вас прямо — это правильно. Вы поймете то, что мы хотим вам сказать.

И он отступил назад, дав место у камеры Аткинсу.

— Вопросы? — поинтересовался тот. — Чтобы не было недопонимания — Ронни не чиновник ихнего госдепа, он военный инженер. И никаких переговоров вести не уполномочен.

Камера описала полукруг. И стали видны ещё несколько соотечественников вайна. Они выполняли какую-то работу. Копались в земле, помогали возводить какие-то конструкции. По соседству с ними работали самые обыкновенные люди. Многие — в военной форме и с оружием.

— Ваши спецы, мистер президент, небось, сейчас себе вены сгрызли, пытаясь установить наше местонахождение. Успокойте их, тут тоже собрались не выпускники воскресной школы — у вас ничего не выйдет. Не тратьте понапрасну время, лучше слушайте. Дважды тут никто ничего повторять не собирается.

— Мы вас внимательно слушаем! — успокоил его президент.

А на угловом мониторе тем временем появилось личное дело собеседника.

«…Билл Морган Аткинс, год рождения… штат Техас. Ветеран сил специальных операций, 26 лет безупречной военной службы, участник множества операций, как внутри страны, так и за рубежом. Старший уорент-офицер 4 класса, уволен „с почетом“…»

Список наград бывшего уорент-офицера занял почти половину экрана. Судя уже только по нему, даже не вдаваясь в прочие, никому ничего не говорящие названия миссий и операций, можно было сделать вывод о том, что собеседник президента был далеко не новичком в военном деле.

Имелись там и иные, для постороннего глаза ничего не значащие пометки. Но глядя на то, как внезапно побледнев, схватился за телефонную трубку один из представителей министерства обороны, присутствовавшие в комнате люди почувствовали — что-то не так! Что-то о ч е н ь сильно не так!

— Так вот, мистер президент! — усач прошелся перед камерой. — Чтоб вы понимали — я тут не один такой патриот. И нам всем, кто проливал кровь за свою страну, а не лил чернила ведрами, как большинство ваших советников, всё, что тут происходит последние годы очень, знаете ли, не по душе! Где это видано, чтобы суд, по иску какого-то прощелыги, какого я и в глаза-то никогда не видел, отбирает у меня ранчо, принадлежавшее ещё деду?! И только потому, что где-то там, в глубине, может быть какая-то там сланцевая нефть? Это — моя земля, мистер президент! Более ста лет, между прочим! Ну и что, что соседи продали свои участки — я-то здесь при чём?! Не даю разрешения бурить — так и не дам! И мне тридцать восемь раз наплевать на чей-то там бизнес!

Он наподдал сапогом по земле — взлетел песок.

— Вот во что превратили мою землю — в бесплодный песок! Нельзя пить воду, она горит! Негде пасти скот… Да, что я вам всё это рассказываю? Вам, наверное, уже пять раз прокрутили мое личное дело — а там всё это есть… Да и не обо мне разговор!

Где это видано, чтобы бандита, прострелившего человеку ногу, отпустили прямо из суда? И только потому, что он, видите ли — несчастный наркоман и, прости меня Всевышний, гей?! Это что — индульгенция на всю жизнь? Как так выходит, что долг в какую-то тысячу долларов, который мирно гасился понемногу, внезапно вырастает в совершенно неприличную сумму? И его невозможно погасить уже в принципе? Пока мы на войне — всё «ок», парни! Вы нужны своей стране! А когда мы возвращаемся — что мы видим дома?