Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

-- А чего только два? -- Поинтересовался Евсей. Надзиратель потеребил усы и, когда наше нетерпение достигло предела, ласковым голоском произнес:

-- Сегодня в тюрьме ожидаются перебои с гостинцами. Перебьются Васька и Ванька!

-- Чего!!! -- Взревели братья.

-- Имею право! За учиненный мятеж переводитесь на тюремный харч, -- важно ответил Кузьмич и бросился прочь, зацепив животом косяк двери.

Тяжела доля арестанта. Правды в век не сыскать. Евсей принялся рыться в сером холщовом мешке. Темница медленно наполнялась ароматом сдобы и запахом копченостей. Животы свело судорогой. Первым не выдержал Васька:

-- Колбаска?

-- Ага, с чесночком, -- кивнул Фраер.

Три тяжелых вздоха были ему ответом. От тюремного обеда не осталось воспоминаний. Дурманящий запах съестного кружил голову. Ванька встал на колени и неистово принялся молиться:

-- Господи! Чирей на задницу прошу, язву на язык! Не откажи мне, Господи, ведь не для себя прошу, для Кузьмича...

-- Пахан, -- окликнул Федор. -- Я думал от мамани, -- пнул он по баулу, -- а это дочка Бурчихи прислала. Западло -- нет, от зазнобы "грев" получать?

-- Западло в одиночку жрать! -- Рявкнул я.

-- Так это ясно-понятно, -- кивнул Подельник. -- Коли не западло -- на общак! -- Швырнул он посылку в центр комнаты.

И тут, тихо охнув, поднялся с нар Евсей. Лицо сделалось белее мела. Медленно повернулся к нам.

-- Братцы! Простите Христа ради! Я ж Фраер, а не лапотник какой. На общак! -- Поставил он второй мешок рядом с Федькиным.

Пировали долго, пока снова не загремел засов. В камеру бочком протиснулся Кузьмич. Держался осторожно, старался не подставлять спину. Разомлев от обильного угощения, мы не удостоили его даже взглядом. Тюремщик втащил в комнату стол с табуретом и бесшумной тенью выскочил обратно. Лица корешей помрачнели.

-- Никак дьяк Ивашка заявиться, -- сделал предположение Евсей.

-- Ага, для чего ж стол еще нужен, -- согласился Ванька.

-- Может, сразу его на хрен пошлем? - предложил Федор.

-- Сразу не удобно, все же духовная особа, -- печально заметил Фраер.

-- А вы его в Гондурас пошлите, далеко и вполне прилично. -- Посоветовал я и начальственным голосом добавил: -- Ну-ка, граждане арестанты, колитесь, что это за личность такая, что трепещите пред ним, как лист на ветру.

От крика заложило уши.

-- К Старобоку в доверие втерся...

-- В грамоте силен, читать писать может, а уж как умен!

-- Пропадут червонцы в казне, он по деревням, со всеми ласков, нос сует всюду, а сам карябает на листочек, а потом требует, чтоб крестик поставили, мол, с моих слов писано верно...

-- А опосля секут мужиков почем зря...

-- Ежели рубль сунуть, любое дело замнет, а за три -- с твоего обидчика взыщет.

-- Ох, братцы, чую, не к добру это, -- закончил Евсей.

-- Век воли не видать! -- Согласились с ним остальные.

Ивашка оказался на вид не таким уж и грозным. Высок и при этом очень худ, словно жердь не ошкуренная. Козлиная бородка не скрывает подбородка. Глаза маленькие, рот кривит. Выложив письменный прибор, дьяк поправил рясу, перекрестился и лишь затем удостоил взглядом узников.

-- Покайтесь, дети мои, ибо безгрешных здесь не держат.

Начало проповеди многообещающее. Ни "здрасти" тебе, ни "пожалуйста". Кайтесь и все! Еще бы знать в чем. Напомнив друзьям, что чистосердечное признание -- прямая дорога в тюрьму, где собственно мы и находились, я решил брать быка за рога.

-- Разрешите вопрос, ваше преосвященство?

-- Для того я и пришел, что б развеять сомнения в душах заблудших овец.

-- Скажите, как духовное лицо, как наставник молодежи, почему в наш просвещенный век, когда сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, находятся оптимистические личности, катастрофически отрицающие абстракцию?

Ивашка дернулся и замер. Но он был действительно умен и через минуту выдал ответ, достойный войти в аналоги любого учебника философии.

-- Оно, конечно, оно действительно, что грешно, то соблазнительно и никогда не было так, что бы что-нибудь было и не кому за это не было, а случись оно что, вот тебе и, пожалуйста!

Стало понятно -- такого голыми руками не взять. Необходимо присмотреться к этой божественной немощи. Дьяк удобно устроился за столом, взял перо и преступил к допросу:

-- Жалоба на вас поступила, касатики мои, от смотрителя столичной темницы Пройдохина Куприяна Кузьмича. Чего буянить изволите?

-- Да он первый начал! -- Заблажил Васька.

-- Ну-ка -- ну-ка, -- заинтересовался дьяк.

-- Вместо обеда помои принес!