Василий Гавриленко - Paradisus

Ну, вот и прижало.

Андрей набрал необычный номер, где счастливые семерки уравновешивались равнодушными пустотами нулей. Чего он боялся больше: того, что номера не существует — времени-то утекло столько; или того, что ему ответят?

Ему ответили:

— Хеллоу?

— Гуд монин, мистер Звоньский. Ай эм, — Островцев мучительно подыскивал слова, во рту пересохло. — Ай эм рашен скайнс… сайенс жобер… джоуббер… Май нэймс Островцев.

На другом конце провода засмеялись и Андрей, к своему облегчению, услышал русскую речь с едва заметным акцентом:

— Говорите по-русски, мистер Островцев.

Ответивший снова засмеялся, но Андрей не обратил внимания на это и горячо заговорил, прикрывая трубку ладонью:

— Вам нужно встретиться со мной, мистер Звоньский.

— С чего вы взяли?

— Нужно. Это очень важно.

Звоньский замолчал, раздумывая. Андрей с тревогой смотрел на экран, равнодушно отсчитывающий в обратном порядке единицы на его карте — осталось всего 30.

— Откуда у вас этот номер?

— Мне дал его Ираклий Водянников.

Дыхание Звоньского на мгновение зачастило. Андрей понял: имя эмигранта мистеру кое о чем говорит.

— Что вы можете мне предложить?

Островцев понизил голос до шепота.

— То, что мой учитель Ираклий Львович называл «гуд бай, Америка».

— Завтра в десять, ресторан «Крабби» у Никитских ворот, — сказал американец.

— Завтра не могу.

Голос Звоньского стал капризным:

— Хорошо. Когда?

— Сегодня, сейчас. И не в ресторане, а в вашей машине. У вас ведь есть машина?

— Хорошая шутка, мистер Островцев, — отозвался Звоньский. — Куда подъехать?

Андрей задумался, бросил взгляд на экран таксофона: «10 единиц, 9 единиц…»

— Брянская улица, напротив «Тайской утки».

— Людное место, — раздумчиво проговорил Звоньский. — Как мы вас узнаем?

«Мы? — мелькнуло в голове Островцева. — А, черт с ним! Мы так мы».

— Белый плащ, в руках черный портфель.

Трубка пискнула, на экран выскочила надпись: «0 единиц. Выньте карту. Карта непригодна».

Андрей последовал совету.

Через стеклянные стены «Тайской утки» виден основной зал с сидящими за столиками немногочисленными посетителями и официантками в пестрых туниках; часть кухни, где желтолицый повар кромсал что-то на разделочной доске.

Жарко…

Андрей приглядывался к паркующимся машинам, в первую очередь, обращая внимание на крутые авто.

Однако кратким сигналом к нему обратился не «мерс» с мигалкой, а неприглядного вида «черри».

В машине сидели двое.

Сделав удивленное лицо, Островцев указал пальцем себе на грудь: «Вы мне?».

«Черри» повторно просигналила.

Осмотревшись, Андрей приблизился к машине. Задняя дверца открылась, он сел в пропахший сигаретами салон.

За рулем — плешивый мужик с бакенбардами. Кожа в синеватых прожилках, глаза прищурены; одет в белую рубашку, тщательно выглаженную. Второй — молодой, скорее всего, иностранец.

— Здравствуйте, — сказал Андрей. — Мне нужен Звоньский.

— Это я.

— А он? — Андрей кивнул на молодого.

— Кирк Салливан, ваш коллега из института штата Мэн, — представил Звоньский, вытирая платком лысину.

Услышав свое имя, Салливан встрепенулся, уставился на Звоньского. Тот что-то сказал по-английски.

Островцев расстегнул портфель, протянул Звоньскому три первых листка из бумаг Невзорова. Звоньский, даже не взглянув, переадресовал Салливану. Американец с ленцой взял листки.

Через мгновение стало ясно: удар нанесен в не прикрытую метафизической броней область. Лоб Салливана покрыла испарина. Ученый что-то сказал Звоньскому, но тот будто бы не услышал, лишь процедил сквозь зубы фразу, оказавшуюся знакомой Островцеву: «Не паникуйте».

Звоньский повернулся к Андрею.

— У вас, я полагаю, и образец есть?

— Есть.

Глаза у этого человека вдруг стали жесткими.

— Покажите.

Андрей пожал плечами и вынул из портфеля танталовый конверт. Салон машины наполнился зеленоватым сиянием. У Салливана вырвалось:

— Fuck.

Островцев спрятал конверт.

— Сколько вы хотите? — небрежно осведомился Звоньский.

«Кто он по национальности — русский или еврей? — подумал Островцев. — А может, поляк?»

Вслух, неторопливо:

— Миллион.

Звоньский посмотрел на Андрея, как на паучка, спускающегося в турку с кипящим кофе.

— Вы ввязались в опасную игру, мистер Островцев, — процедил он, едва заметно шевеля тонкими губами. — Гораздо опаснее круга первого. Солженицына ведь читали?