Александр Белов (Селидор): Вторжение

Полковник отодвинул папку и нервно потёр ладонью лоб. Он тоже был там. Он помнил тот проклятый день 25 октября 1983 года, аэропорт Пойнт-Селайнз, розовые сумерки, пахнущие дымом утренних сигар и ромом. А ещё – беспорядочный огонь кубинцев, трассеры, рвущие небо…

Люди полковника О’Брайна летели вниз, чтобы тихо передавить спящую охрану аэродрома. Потом, за рейнджерами, должна была прыгать 82-я дивизия, основные силы вторжения. И этот сосунок Зигель, затерявшийся среди других парней с нашивками «АА», фирменным знаком 82-й дивизии. Но всё вышло иначе. Вместо спящей охраны его рейнджеров встретили огнём сумасшедшие кубинцы. Рядом на лямках парашюта висел и тихо плыл к земле труп какого-то сержанта из «Дельты». О’Брайн чуть не перехлестнулся с ним стропами.

Полковник вздохнул и продолжил чтение досье.

… Во время боёв в Гренаде на снайперском счету Зигеля было пять подтверждённых поражений противника. После тридцати шести месяцев службы рядовой первого класса Зигель подаёт рапорт о переводе в силы специальных операций. В качестве предполагаемого места рассматривается 10-я группа, специализирующаяся на Восточно-Европейской зоне. Получает отказ, увольняется из армии, но остаётся на должности инструктора по стрельбе в распоряжении Центра специальной войны имени Джи-фи Кеннеди в Форт-Брегге. Здесь в 1985 году им заинтересовалась военная разведка, Зигель переводится в «девяносто шестую группу». 4 4 группа невоенных операций, входящая в состав «Special Operations Command» В том же году поступает на спецфакультет Военного института иностранных языков (Форд-Холобед). В 1990 году заканчивает институт 5 5 офицер военной разведки США должен иметь степень бакалавра разведки (военных наук), получив 4-хгодичное высшее образование. Общие требования к кандидатам в сотрудники спецслужб таковы: гражданство США, проверка на лояльность, отсутствие судимостей, возраст от 27 до 37 лет, профпригодность по состоянию здоровья. , получая специальность оперативного офицера агентурной разведки и звание первого лейтенанта. Направлен в Директорат разведывательных операций РУМО, в отдел агентурной разведки…

Полковник взял маркер и против графы «код» на личном деле Зигеля вывел жирными буквами: «Culunda». Сибирская деревня захватила его воображение.

«Почему именно я?» – думал Зигель, мягко поворачивая на сто двадцать пятую улицу. Вероятно, досье иногда знает о человеке больше, чем он сам может рассказать о себе.

Ему предстояло ехать из Бронкса в Ист-Виллидж, через весь город, предстояло торчать в «пробках» и думать о новой работе.

Зигель остановился недалеко от кабачка «Старый Дом Пива Мак-Сорлея», на углу седьмой улицы и второй авеню, вышел из машины, осмотрелся и закурил. В это предвечернее время народа здесь бывало немного, и каждый прохожий пропечатывался в памяти. Зигель неторопливо пошёл к пятнадцатому дому, где под зелёной вывеской ютилась одна из самых старых пивнушек Нью-Йорка. Её скрипучие дверные створки были распахнуты настежь.

В пивной пахло старым деревом и пыльными драпировками. Зигель уселся за тяжёлый стол из потемневшей корабельной доски, бросил в пепельницу смятую пустую пачку сигарет и придавил рядом окурок. Официант принёс ему пинту голландского пива в мутном бокале и поменял пепельницу. Зигель пил неторопливо и сосредоточенно. Его взгляд не отрывался от стола, но он точно знал, что именно сейчас содержимое этой пустой пачки изучается за стойкой бара самым тщательным образом. Через связника – официанта пивной – Зигель всегда назначал встречу своим информаторам. Сегодня он вызывал Гукстейбла, или Маленького Гука, в девять вечера.

Полковник О’Брайн, несмотря на свою грозную внешность, имел одну существенную слабость – он был сентиментален. Непростительно сентиментален. Будто юноша из благополучной семьи. Патрик любил забраться с ногами в кресло, как это обычно делают женщины, и, потягивая скотч, смотреть немигающим взглядом на горящую свечу. Он любил чувствовать себя одиноким, но не любил быть им. Он любил зелёные пабы, маринованный лук и горькое ирландское пиво. Патрик питал варварскую страсть к своему шерстяному ирландскому пледу, в который вечерами кутался с головой и который возил с собой во все поездки. В остальном полковник О’Брайн оставался «крепким американским парнем» ирландского происхождения.

А ещё полковник любил ясность. Он любил наличие врага, но врага выявленного и понятного. То, с чем ему пришлось столкнуться, вызывало у ирландца чувство брезгливой ненависти. Нечто подобное женской реакции на скорпиона, ползающего в спальне по занавеске.