Обувь человека может рассказать многое о своем хозяине. Проработав двадцать лет сапожником в семейной мастерской, я знал много о ней. Взглянув лишь раз на обувь, я сразу мог сказать, что представляет собой тот или иной человек. Не сказал бы, что я любил латать поношенные башмаки, но эта профессия дала мне все, о чем я мог только мечтать. Благодаря ей я не задумывался о том, что у меня не будет денег на еду, благодаря ей я встретил прекрасную девушку по имени Марта. Она принесла на починку свои коричневые туфли с бантиком, на которых отслоилась подошва, и это была любовь с первого взгляда. Благодаря моей работе у меня трое мальчишек и чудесная девочка, копия своей мамы: глаза карие, волосы прямые, каштанового цвета. Когда она вырастет, то весь мир склонится перед ее красотой. У меня, можно сказать, была беззаботная жизнь, хоть и с ростом семьи становилось труднее заработать на нее. Вся моя жизнь рухнула в один день, когда в мой дом постучались и призвали меня на войну. Я знал, что немцы шли на все, чтобы одержать победу. Они пустили желтое облако хлора на французов. Страшнее такой смерти ничего не может быть. Я боялся быть отравленным или, будучи раненым, истекать кровью. Мне пришлось их оставить – всю мою семью и мои башмаки. Те условия, в которых мы воевали, можно было назвать адом: вокруг витала вонь гниющих тел, в ушах стоял непрекращающийся шум. Ни вздохнуть, ни поспать, ни сходить в туалет. Форма воняла мочой и дерьмом. Каждый божий день я молился, чтобы вновь увидеть родные мне глаза, пройтись по своей мастерской, поспать в чистой постели, наесться вдоволь, приласкать жену, а после заснуть и проспать до обеда. Вместо этого мы застряли уже как целую вечность у этой гребаной реки!
Глава 4
Смерть – это не конец
Утро и очередное наступление, земля тряслась под моими ногами, вокруг стояли крики, стоны, выстрелы, взрывы. Вся эта какофония заставляла сердце разрываться в груди. Я высунулся из окопа, как вдруг внезапная боль, и свет сменил темноту, на смену которой моим глазам открылся сюрреалистичный мир.
Где я? Мое тело, ничего не чувствую. Как странно, конечности вроде подвижны, но ощущений никаких нет.
О господи! Черт, черт, черт! Нет, за что мне все это?! Окровавленное тело, оно не может быть моим, этого не могло случиться, я не умер, нет, только не так… Этого не должно, не должно было произойти. Как же моя жена, мои дети?! Я больше не увижу, как они играют, как радостно смеются, бегая по квартире. Жизнь – дерьмо!
– Эй ты!
– Это вы мне?
– Ты что, полоумный? По-твоему, с кем я еще могу говорить, склонившись над тобою? Парень, ты знаешь, где мы?
– Я… Я…
– С тобой все хорошо? Ой, прости, тебе же вышибли мозги, если это твое тело. Ты хоть говорить можешь?
– Нет, то есть да, могу. Я только что очнулся.
– Понятно. Гляжу, мы ответа так и не получим.
– Вы сказали «мы»?
– Ну да, зенки-то разуй! Разве не видишь – трое нас! Или ты, ко всей беде, еще и считать не умеешь?
– Простите, не увидел их за вами.
– Ничего, парень. Как звать тебя, дружище, и ты, случаем, не немец?
– Нет! Я против них.
– Хорошо, парень, расслабься, я же не слепой, вижу, в чьей ты форме. Да уже и без разницы, кто ты по национальности, здесь мы все равны, и цель у нас одна – выжить! Так как там тебя звать?
– Рядовой Джеймс.
– Тезка, значит. Что ж, будем знакомы, как говорится, но обращайся ко мне О’Брайн. Мои спутники – лейтенант Стивенсон и сержант Донсли. С нами было еще несколько бойцов, но их утащил во тьму какой-то демон. Он был исполинских размеров, хватал наших ребят как каких-то кукол одного за другим и пожирал их, запихивая в огромную пасть целиком. Мы чудом уцелели, видимо, тварь насытилась нашими товарищами, гори она адским пламенем! Подымайся, рядовой, нам надо уходить, здесь нельзя оставаться. Я нутром чую – что-то может случиться. Кто знает, когда эта тварь снова захочет есть.
– Донсли!
– Да, Джеймс.
– Что это за тварь позади тебя?
– Где, черт возьми? Ничего не вижу. Странно, кажись, дождь пошел.
– Донсли, беги! Это слюни из пасти этого огромного монстра, что стоит над тобой!
– А-а-а-а, боже, О’Брайн, Стивенсон, оно схватило меня за руку, сделайте что-нибудь! Помогите мне, О’Брайн, куда ты, сволочь?! Не бросайте меня, нет!
– Стивенсон, Джеймс, уходим, иначе эта тварь сожрет и нас.
Черный как смоль монстр поднес к своей пасти, которая была похожа на воронку, с тысячей таких же темных, как и он, акульих зубов тело скрючившегося бедолаги и захлопнув свою пасть, откусила обе ноги Донсли.
Читать дальше