Илья Рясной - Госпитальер и Призраки Льда 2

Он перечислял смертельные болезни. Непонятно было только, как корабль еще держится.

– Высота двадцать пять километров, – сообщил комп. – Падение остановлено. Скорость нарастает.

Корабль лихорадило. Это было жутко. Какофония звуков. Странный оркестр из пиликанья детекторов, комариного писка то включающихся, то выключающихся систем, приборов, свиста то срабатывающих, то вновь накрывающихся гравикомпенсаторов. Все это в каком-то завораживающем, потустороннем ритме. И тут еще совершенно излишние комментарии компа – Филатов и так через обруч держал под контролем корабль и знал обо всем, а госпитальер все равно был не помощник, а зритель.

Пока пилот боролся за жизнь корабля, Сомов увидел впереди по курсу странное мерцание, похожее на северное сияние.

Сначала показалось, что молнии. Потом это стало больше походить на световые эффекты на аренах сенсорнаведения – ритмический перелив зеленых и голубых лучей.

– Что за напасть? – воскликнул Сомов.

Филатов тоже заметил это, но никак не прокомментировал – не до этого. Он снова попытался набрать высоту. И ему это пока удавалось.

– Пятьдесят километров,

Корабль преодолел линию терминатора и теперь летел над голубым океаном.

– Этого не может быть! – воскликнул Сомов, глядя под ноги, где плыла поверхность океана и архипелаг островов.

Внизу растянулись в цепочку острова. Но какие!

Они все были примерно одинакового размера и аккуратненькой квадратной формы!

Насколько московитяне располагали информацией о планете, таких островов здесь не было и быть не могло. На Фениксе не наблюдалось следов каких-либо цивилизаций. И человечество еще не успело потрудиться над планетой. Вместе с тем форма островов выдавала не только их искусственность, но и говорила о достаточно высоком уровне цивилизации, умудрившейся сотворить подобную нелепицу.

Между тем опять стало ни до чего. Корабль так и не мог набрать первую космическую скорость, и то поднимался вверх, то терял высоту.

– Разбалансировка эфирного накопителя. Напряженность поля натяжения – пять дасвеллов, – уведомил комп.

– Черт!

Корабль опять начал снижаться.

– Надо садиться! – воскликнул Филатов. – Разобраться с кораблем, а потом стартовать! Иначе нам не выйти не только на вектор разгона, но даже в космос.

– Садимся, – согласился госпитальер.

Филатов по широкой дуге повел корабль на разворот. Облетать всю планету, чтобы опять добраться до единственного материка – это было опасно.

«Гамаюн» лег на обратный путь. И через несколько минут опять нырнул на темную сторону.

Впереди опять была та самая цветомузыка. И мелькание всполохов странно гармонировало с песнью приборов в рубке.

– Заходим на твердь, – решился Филатов.

Тут корабль сотряс удар, опять прокатилась мелкая дрожь. И запасы энергонакопителей снова скатились почти до нуля. На этот раз окончательно.

К этому времени пилоту удалось сильно погасить скорость. До земли оставалось одиннадцать километров.

Филатов трансформировал корпус лайнера. Со стороны это выглядело фантастично. Твердый корпус вдруг стал походить на ртуть, расплываться, и вскоре сигара корабля приобрела аэродинамические свойства планера – раскинулись в сторону многометровые крылья.

«Гамаюн» перестал падать как утюг и начал плавно снижаться. Гравитационные скользители худо-бедно работали, хотя все чаще с перебоями.

Девять километров. Восемь… Пять…

Сканеры, которые то барахлили, то работали нормально, разворачивали объемную карту поверхности. Внизу была равнина, с небольшими холмами и озерами, с двумя мощными реками. Все поросло лесом.

Три километра. Два…

Скорость корабля продолжала падать. Счет пошел на метры…

Гравискользители выключились перед самой землей, и корабль грузно рухнул в озеро, подняв высокую волну.

***

– С приводнением, доктор, – Филатов перевел дыхание и сорвал обруч. Открыл красные глаза. Вид у него был обалделый.

– С приводнением, – кивнул госпитальер.

Корабль покачивался безмятежно на волнах.

– Комп, жив?

– Состояние нормальное. Нестабильность энергоснабжения. Путаница в приборах.

На экранах была темень. Небо покрыто облаками. Угадываются какие-то темные массы – скорее всего лес.

– Картинку, – потребовал Филатов. – И карту.

Экраны просветлели – изображение было бледным, через приборы ночного видения, но четким. В воздухе зависла голокарта местности.