Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Никите удалось купить у крестьянина в деревне новый овчинный тулуп и заячий треух, и многие в Вязьме теперь ему завидовали. На торгу цены на теплые вещи взлетели. Боярам да знати что? Они с собой бобровые шубы в поход брали не для тепла – для знатности, чтобы каждый издалека видел – дворянин перед ним. Да и деньги у знати были – ценные вещи купить.

Ополчение, которое бояре с собой привели, разошлось по своим уездам, остались в основном москвичи.

Моровой язвы боялись как огня, потому что от нее не было лечения. Если в доме заболевал один – умирали все домочадцы, а то и вся улица вымирала. На городских въездах в Москву стояли заставы – во избежание распространения инфекции они не впускали и не выпускали из города никого. Дома, где умирали все, сжигали вместе с трупами, и над Москвой стояло дымное гадкое облако.

Никита беспокоился – как там Любава? Денег-то он им оставил достаточно, с голоду не помрут – но минует ли их страшная эпидемия? Неладно получилось, даже первую брачную ночь он не провел толком, уехал, и уже восемь месяцев не видел жену. Как она там? Сердце рвалось в Москву, но разумом он понимал – нельзя, он ничем не сможет им помочь. Тем более, что Елагин здесь. Поехал бы князь в Москву – и он с ним.

Боярам и князьям хорошо: забот никаких в отрыве от столицы, война закончилась. Почти каждый день знать собиралась на пирушки. Они ели, пили, веселились, а Никита только головой качал: вот уж воистину – пир во время чумы. Ему-то лично работы и в Вязьме хватало. Многие царедворцы знали, что он лекарь, видели его в лазарете, и теперь приходили за помощью. Только оперировать Никита не мог: не было условий, а хуже того – эфира. Зато в обмен на избавление от фурункулеза – гнойников по всему телу – один из стрелецких сотников принес ему в кожаном кофре набор трофейных медицинских инструментов.

Сотник со стрельцами ворвался в дом, откуда велась стрельба из мушкетов. Врагов порубили в капусту, а сотник же, увидев кофр из хорошей кожи, схватил его, полагая, что там дорогие одежды или иные ценности. Когда понял, что жестоко ошибся, сгоряча выкинуть хотел. Однако потом дошло, что вещи бесполезные в кофре хранить не будут, и он решил его приберечь. Вот теперь кофр с инструментами пригодился. Денег рассчитаться с Никитой у сотника не было, и он принес ему свой трофей.

Во время боевых действий Никита оказывал помощь всем и бесплатно – русский же он, в конце концов. А когда война закончилась и они стали возвращаться назад, решил – все, баста. Бояре и воеводы всех рангов трофеев себе набрали, а он в убытке. Не работал в Москве, пациентов не пользовал – откуда деньгам взяться? Одно хорошо – кормили досыта и бесплатно.

Оставшись наедине, Никита тщательно осмотрел инструменты. Из качественной стали, полированные, они были хорошим подспорьем в работе. И кофр удобен, для каждого инструмента свое гнездо. Для выездов и походной жизни – то, что надо.

А потом знатный люд пошел к Никите гурьбой. После стресса – ведь многие реально воевали, рисковали головой – да после многочисленных пиров с возлияниями обострились многие старые болезни или появились новые. Обратиться же в маленьком городе было не к кому. Царский «дохтур» недоступен и важен чрезвычайно, щеки надувает от гордости, а только и умеет, что кровь пускать. Оно, конечно, для гипертоников это бывает полезно, но не регулярно же. А при других болезнях сия процедура и вовсе вредна.

Никита предостерегал своих пациентов о вреде обильных возлияний и обжорства – но куда там! На его предостережения они отвечали:

– Смоленск сорок три года под Речью Посполитой был! Освободили наконец! И теперь сроду не отдадим! Как царя не прославлять?

И в самом деле: не квас же на пирах пить – не поймут. К тому же привычки враз не изменишь. «Веселие на Руси есть пити». Вот уж не в бровь, а в глаз.

Все враз и прекратилось. Занедужил царь Алексей Михайлович, стал маяться животом. «Дохтур» царский кровопускание по обычаю своему сделал, слабительное дал, резонно решив, что царь переел и ему требуется очистить кишечник. На день самодержцу лучше стало, а потом скрутило пуще прежнего.

Пиры прекратились. Попробуй кто из царедворцев вина попей да повеселись, когда царю неможется! Так можно и в опалу попасть, а за места теплые, за близость к трону бояре держались мертвой хваткой.

Возникло подозрение, что царя отравили, хотя кушанья с его стола ели все. А царь уж не встает, только стонет да охает.