Юрий Корчевский - Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя

Войдя, Никита представился – при покупке как-то не до того было.

– Савельев Никита Алексеевич, можно просто Никита. А как вас, сударыни, звать, я уже знаю.

Пока его не было, женщины привели себя в порядок, насколько это было можно. По крайней мере, они уже не выглядели такими угнетенными. Да и что можно сказать, если из родного дома гонят.

Они выпили по кубку вина из семейного набора, разговорились.

– Никита, а ты где служишь? – поинтересовалась Любава.

– Я не служу, я лекарь.

– Ой, это в лекарне, что у хором князя Елагина?

– Именно.

– Я слышала, но не представляла, что это ты.

Никита проголодался и жаркое ел с аппетитом.

Внезапно в дверь постучали.

– Кто бы это мог быть? – недоуменно пожал плечами Никита.

Вдовица пошла открывать дверь. Когда она вернулась, из-за ее спины выглядывал Степан.

– Никита, прости, что помешал, – князь к себе зовет.

Заставлять Елагина ждать было неловко, князь много для Никиты сделал. Пришлось встать, откланяться и уйти.

Когда они со Степаном вышли на улицу, Никита поинтересовался:

– Что случилось?

– Да ничего. Только что шахматы привезли.

Никита едва не выругался. Ни поесть толком не дали, ни поговорить – разговор только-только завязался… А он грешным делом думал, что кто-то из домашних князя заболел. Но и назад не повернешь, обещал долг отработать.

А князь благодушествовал. Встретив, он приобнял Никиту, усадил за стол и достал из шкафа шахматную доску с фигурами:

– Любуйся! Точно такие же фигуры, как у самого Алексея Михайловича!

Доска была резная, черные поля – из черного палисандрового дерева, белые – из карельской березы. Фигуры затейливые, искусно вырезанные из моржового клыка. Пешки – как пехотинцы с копьями, ладья – как вздыбленный на задние ноги слон, а король – в королевской мантии, короне и при державе.

Никита повертел фигурки в руках, полюбовался. Небось целое состояние стоят.

Он расставил фигурки на доске и стал объяснять князю правила игры. Потом они сыграли несколько партий.

Князь игрой увлекся, и время летело быстро.

Теперь после работы и ужина Никита садился играть с князем. Сердце его рвалось в купеческий дом, а он который вечер уже был занят игрой.

В один из дней князь был занят делами, и Никита сразу направился в церковь – по времени женщины должны быть уже там.

У входа на паперти знакомый нищий махнул рукой – подойди, мол.

Никита подошел, дал медяху.

– Что-то тебя не видно давно, больше седмицы.

– Дела все…

– Счастья своего не упусти за делами.

– Что случилось? – враз обеспокоился Никита.

– Что-что… Ты знаешь, что дом Пантелеевых продали?

– Знаю.

– Так и женихи прознали, что долгов за семьей нет, едва ли не каждый день сватов засылают. Уведут ведь девку!

И в самом деле, Никита у женщин давно не появлялся – с покупки дома. Нехорошо, неприлично, нищий все верно говорит.

– А Пантелеевы сегодня были?

– Утром только.

– Спасибо.

Никита в церковь не пошел, развернулся и направился к дому купца – все не мог привыкнуть, что дом этот его теперь.

Постучавшись в дверь, вошел.

– Мария Матвеевна, это я, Никита. Я с дочерью твоей поговорить хочу.

– Сейчас я, мигом.

Вдовица привела дочь, сама уселась рядом.

– Мария Матвеевна, я хочу с Любавой с глазу на глаз переговорить – можно?

Женщина недовольно поджала губы, но вышла.

Никита помолчал, потом на цыпочках подошел к двери и резко открыл. Купчиха стояла, прислонив ухо к двери, и едва не упала от неожиданности. Ох уж это женское любопытство!

Смутившись, что ее застукали, вдовица ушла.

– Любава! Тянуть не буду, спрошу сразу – я тебе люб?

Любава покраснела – даже пунцовой сделалась, глаза опустила в пол.

Никита замер, кажется – даже дышать перестал.

Девушка едва заметно кивнула.

– Выйдешь за меня замуж?

Громыхнула дверь, и в комнату ввалилась вдова.

– Да кто же так девицу спрашивает? Сватов заслать надо поперва!

Ну вот, опять подслушивала! Но Никита к женщине даже не повернулся – он ждал.

Любава опять кивнула.

– Ты язык проглотила? – вскинулась мать. – Тебя человек спрашивает – пойдешь за него?

– Пойду, – едва слышно сказала Любава.

– Вот, другое дело. А то ведь засиделась в девках! То батюшка помер – год после того женихаться нельзя, то долги… Едва старой девой не осталась.

– Матушка, да ведь мне семнадцать всего! – со слезами воскликнула девушка.

– Ага! Семнадцать! Только твои подруги замужем все, некоторые тяжелые уж.