Вячеслав Воронов - Запах гари

— Вы что, идиоты? — пробормотал он и пошёл в подъезд, не слушая возмущённых возгласов.

Выйдя в коридор квартиры ему навстречу, Вика мирно спросила:

— Ну что, устроили тебе экзекуцию?

— Да пошли они…

— Что тебе сказали в больнице?

— Ничего хорошего.

— Что? Так что же с тобой? Боже, какой у тебя вид… Будут же лечить, что-то делать?

— Это неизлечимо. Надо мной проводили эксперимент… хотя этим спасли жизнь. Я их не виню.

— Что? Какой эксперимент? Да что же, что, объясни толком!

Она побледнела, разволновалась, но тотчас, помня о ребенке, постаралась взять себя в руки.

— Ничего, прорвёмся, всё будет нормально! — успокаивал её Котиль, сбросив кроссовки и пройдя в комнату.

— Я и вижу, что нормально! Говори уже, как есть! — жёстко заявила Вика. Волосы её разметались, черты лица обострились, она стала похожа на фурию.

— Дай воды.

Он бессильно уселся на диван. Она принесла воды, он медленно отпил пару глотков, и, почувствовав тошноту, поставил стакан на журнальный столик.

— Что за вода… Ерунда какая-то, а не вода…

— Очищенная вода!

— Вот именно, что очищенная…

— Говори уже, потом будешь носом крутить.

— Генетические мутации и прочее… Я становлюсь монстром, — почти весело выдал он.

— О, боже мой… — пробормотала Вика и уселась в кресло. — А ребёнок? — догадка молнией ворвалась ей в голову, она испуганно прикрыла ладонью рот, в глазах заблестели слезы.

Котиль сидел неподвижно, глядя в одну точку, и не знал, что сказать. Выложить ей всю правду, зачем же обманывать, вывалить вот так сразу, добить её окончательно!

Но она всё поняла и сама. Мысли, ускоренные стрессом, со скоростью электрических разрядов метались у неё в голове, и в доли секунды она увидела всё, всё: устрашающе серый, или ещё какого-нибудь неестественного цвета ребенок, выходящий из её чрева, испуганные возгласы медсестёр, обморок у кого-то. А она сама? Надолго ли сохранится её молодой цветущий вид, если это у неё в крови, в мозгу, везде!

— Господи… У тебя даже кровь серая…

Она заплакала, горько, тихо, почти бесшумно. Котиль делал неуклюжие попытки её успокоить, утешить, понимая, что утешения нет. Говорил, что ещё точно ничего неизвестно, всё пройдет, и с ребёнком все будет нормально. А он — что он, и у него пройдёт; а если нет — она ещё молодая…

— Какая я молодая! — закричала она сквозь слёзы. — Вся жизнь — коту под хвост! Говорила я тебе, сколько раз говорила! Не лезь, не лезь, не связывайся с этими…. Нет, упрямый, как осел! Правдоискатель нашелся! Теперь-то хоть понимаешь, что лбом стену не прошибёшь?! Понимаешь или нет? Не трогай меня, уйди, знать тебя не хочу!

Позвонили в дверь, но никто открывать не спешил. Котиль подумал, что это соседи, снова пришли бросать упрёки, защищая свой образ жизни, свое медленное загнивание в этом болоте, жирок, накопленный годами, и мысленно, закипая злобой, посылал их куда подальше. Но звонки не прекращались, а после в дверь стали стучать, сильно и уверенно, и он, убедившись, что непрошенные гости там просто не отвяжутся, побрел в коридор.

На пороге он увидел работников полиции, в форме, с санкцией на его арест. Он не удивился, не испугался, только с вызовом, угрюмо спросил: «За что?» «За избиение человека». Он не сразу понял, что они имеют в виду, а потом вспомнил нефтяника, который сидел на асфальте возле своего «Ниссана» с помятой задней дверцей, и утирал с лица кровь.

— Обувайтесь, — скомандовал старший. — Да не надо, — остановил он подчинённого, собиравшегося надеть на Котиля наручники, — не туда ж везем.

— А куда? — осведомился Котиль, завязывая шнурки кроссовок.

— Там увидите.

Дороги в городе не отличались качеством, в зарешечённом фургоне сильно трясло, но Котиль не обращал на это внимания. Он снова спросил, куда его везут, хотя ему было безразлично. Что-то тревожное чувствовал он сердцем, какие-то несуразные, неопределённые видения вставали перед глазами. Странное чутье появилось у него, настороженность, чего раньше не было, словно у зверя, вынужденного выживать в суровых условиях. Ему вспомнились слова профессора о том, что мышцы его станут сильнее, чувства тоже обострятся, когда он будет вдыхать какой-нибудь дым, какую-нибудь гадость, что почти заменит теперь для него воздух.

— Куда вы меня везёте? — переспросил он громче, перекрикивая гудение двигателя.

— Не в обезьянник, не переживай. Хотя могли бы. А так — в научно-исследовательский, — старший с ироничной важностью поднял палец. — Скучно тебе там не будет, и жену тоже привезут.