Евгения Федорова - Призраки Припяти (СИ)

Где-то еще осталась мебель. Вот здесь на кухне сохранилась газовая плита, заляпанная чем-то, что, наверное, было когда-то убежавшей едой из кастрюли. А вот здесь в комнате сохранилась маленькая тумбочка с открытой дверцей. Что тут у нас?

Нагнувшись, я достал из шкафчика пачку бумаг, между ними прощупывались какие-то более плотные кусочки и я, тряхнув бумагами, выронил на пол несколько фотографий. Они упали на пыльный и грязный паркет картинкой вниз и я некоторое время не решался их поднять, не находя в себе мужества. Теперь я точно вспомнил, что эта та самая квартира. На этой тумбочке стоял большой телевизор «Рубин».

Наконец, опустившись на одно колено, так как нагнуться из-за боли в боку не было сил, я поднял фотокарточку и взглянул на нее. Я смотрел на свою семью. На черно-белую фотографию людей из прошлого. А в центре, между отцом и матерью, на руках у деда, я увидел себя в красной рубашке и глупых, зеленых колготках. Единственный из них, кто все еще был жив, единственный, кто сохранил свой цвет.

— Ты все-таки пришел, — прошелестел над ухом холодный и тревожный голос.

Я вздрогнул от неожиданности и, не отрывая глаз от фотографии, ответил:

— Я пришел за оружием, хочу избавить мир от этого кошмара.

Я знал, что призраки уже обступили меня, я чувствовал их присутствие и даже видел — они походили для моего внутреннего взора на странные серые тени.

— Прости, сын, но оружие, это ты.

Фотография выпала из ослабевших ладоней, скользнула на пол, вновь обретя свое место в пыли. Я словно во сне поднял глаза.

— Говорил тебе, внук, не поднимай глаз! — сказал дед, выступая вперед. — У тебя уже нет выбора. Ты уже умираешь.

— Он не выбрал бы ничего другого, — сказала мать.

Я лишь рассеяно улыбнулся, глядя вокруг. Я чувствовал, как из раны в боку, против всех законов, пропитав повязку, хлестала кровь и вместе с ней уходила моя жизнь, но что-то внутри отказывалось верить в смерть. Я был дома. Я был рядом со своей семьей.

— Мы бы с радостью ушли отсюда, — сказал мне отец. — Мертвым не место рядом с живыми, мы не должны мешать тем, кто еще жив. Но это выше наших сил. Мы сами создали для себя тюрьму и теперь не способны отсюда вырваться.

— Но почему? — я непонимающе оглядывал нереальные, припорошенные временем, но вовсе не уродливые лица своих родных.

— Потому что каждый из нас, покидая Припять, собирался вернуться обратно. Власти сказали нам — это не надолго. А вышло… сначала мы ждали, потом злились, потом мечтали. Наши мечты привели нас сюда. Они создали непреодолимый барьер, накрывший город.

— Вы сказали, что выход есть. Что я могу сделать?

— Мог, — отрезал дед. — Теперь ты уже мертв, хоть и не веришь в это. Надо было слушать старших!

Я медленно, с усилием перевел взгляд на свои руки. Казалось просто невозможным вырваться из-под пристальных взглядов призраков, но у меня получилось. Я смотрел на кровь, и ее яркость отрезвила меня.

— Мы не хотим убивать, но такова наша мертвая сущность, — сказала мягко мать. — Пока мы не растворились в потоках Вселенной, мы — дыхание смерти.

— На тебя была вся надежда, — печально сказал отец. — Если бы ты только не ошибся…

— Нет, — с отчаянием в голосе прошептал я. — Не было никакой ошибки. Оружие против призраков — я.

Я перестал слышать голоса, все звуки скрал гул крови в ушах. Совсем мало времени. Совсем мало сил. И очень, очень страшно. Когда-то, я умирал мальчишкой. Тогда я совсем не испытывал страха. Я был ребенком, и мои связи с реальным миром были куда более эфемерными, чем сейчас. Теперь перед лицом смерти я испытывал почти животный ужас.

Сдвинув с небольшого клочка пола мусор, я очертил на линолеуме небольшой круг. Испачканный в крови палец вывел неровную дугу. Ничего сложного, ничего мудреного. Круг — это целое, это мир. Осталось разбить его.

Помедлив, чувствуя, как становятся вялыми члены, я перечеркнул круг ломаной линией, напоминающей молнию, какую часто рисуют дети на своих рисунках. Все.

Я — оружие против призраков. Только я могу восстановить нарушенное равновесие. Я уверен, что если доживу, пойму, почему.

Сейчас надо только выжить.

Кровь остановилась. Гул в ушах медленно стихал и некая, сдавившая сердце сила, вдруг отступила. Мысли стремительно прояснялись и я пополз к выходу. Потом я как-то очутился на ногах и долго спускался по лестнице, мучительно цепляясь за ржавые перила, потом выбрался на улице и долго брел к машине. Устав, сел прямо на тротуар и увидел в конце улицы брошенную машину. Оказывается, мне выпадет случай вернуться. А бензин в баке почти на нуле. Какая жалость.