Виктория Гетто: Исход

Врагов видно уже невооружённым глазом. До них километров десять.

– Уходим, орлы.

Привычный взгляд напоследок – ладно. Сойдёт для сельской местности. С такими минами противник ещё не встречался, и вряд ли обратит внимание на то, что кое-где дёрн чуть бугрится… Отбегаем назад, к валу. Его опоясывают неглубокие окопы. В них – по десять человек бойцов.

Качаю головой, но делать нечего. Времени уже не остаётся. Извлекаю рацию. Интересно, Пётр её при себе оставил или забыл? Вызов идёт, но толку нет. Поднимаюсь к своему окопу – сюрприз. Рарог тут.

– Самое главное забыл, Петя, – облегчённо говорю я ему. – Рацию держи постоянно включенной. Мы с Володей начнём. Твои пусть вмешаются только тогда, когда увидят, что мы не можем сдержать.

Его глаза расширяются, а я напоминаю:

– Помнишь конников?

Вздрагивает.

– У нас их два. Сам видишь.

– Но ты говорил, что патронов не осталось…

– Подвезли. Вместе с едой.

– Тогда конечно! – Даже улыбается от избытка чувств.

– Короче, огонь открывать по сигналу – белую ракету запущу. Тогда и палить. А пока – зубы стиснуть и молчать. Бомбы все переделали?

Речь о местных гранатах с гвоздями. Рарог кивает:

– Да.

– Вот и пользуйтесь. Только поберегитесь осколков. Их будет много.

Кивает.

– Вроде всё. Женщин и детей – к озеру. Пусть спрячутся за телеги. Особенно следить за пацанвой. Эти – отъявленные. Могут и на помощь кинуться, помогать отцам и спасать своих. Запрети под страхом порки! Категорически!!! – Грожу кулаком. – Пусть лучше докторам помогают. Толку больше будет.

Теперь точно всё. Прощаемся, Пётр уходит к своим, а мы уже с сыном готовимся. Позиция у нас самая-самая. Океанцы идут с этой стороны. Да и проход в городище тоже на нас. Подношу к глазам бинокль. До заката часа два. Так что…

Неуклюжие громадные грузовики, забитые солдатами до отказа, уверенно поедают дорогу. Не вижу форму океанцев, только плоские каски с широкими полями, защищающими плечи от сабельных клинков кавалерии, да длинные ножевые штыки торчат над высокими бортами. Передаю бинокль сыну, он прилипает к окулярам. А я берусь за винтовку, ставлю её на бруствер. Настраиваю прицел, выдвигаю подпорку под щёку…

Аора так и не подошла ко мне. Даже не вылезла ни разу из джипа после помывки. Может, не догадывалась, что нас ждёт? Но она же не глухая и не слепая. Тем более сейчас, когда народ готовится, точнее, уже готов к бою. Но всё равно…

– Если со мной что случится, позаботься о них.

– Сплюнь.

– А, ерунда всё это… – Но всё-таки осторожно сплёвываю три раза через левое плечо.

– Ерунда… – задумчиво бормочет сын. – Нам их не положить надо, хотя неплохо бы, но этим ребята с «Зубра» вплотную займутся. Нам только задержать. Это легче.

Глубоко вздыхаю. Прикидываю дистанцию. Минут десять у меня есть. Достаю сигару. Закуриваю. Потом не выдерживаю и жалуюсь:

– Так и не пришла попрощаться.

– Хьяма сказала, она в палатке плачет. Не хочет, чтобы ты её такой видел.

Да, плотик мы надули. Долго, что ли, от компрессора?

– Дура… Я её всякой люблю. Только не хочу, чтобы она плакала. Никогда больше. И Юница. Успел прикипеть.

Сын кивает, не отрывая бинокля от глаз. Я попыхиваю сигарой, присев на дно гнезда.

– Два пятьсот.

Спокойно прикрываю глаза. Рано. Винтовка берёт на километр. Пулемёты – на полтора. Хлопушки местных – на восемьсот метров. Горсть калашей погоды не сделает. Так что куда ни кинь, а основная работа нам.

– Сорок машин. По сорок рыл в каждой.

Я оживляюсь:

– Так нам повезло! Было-то их – четыре тысячи с гаком!

– Действительно, повезло, – бормочет сын. Не знаю, первый ли у него реальный бой сейчас, или он уже поработал на вылазках, но вместе мы будем драться впервые в жизни. Пока то, что я вижу, мне нравится. Спокоен, руки не дрожат. Наверное, всё-таки успел где-то понюхать пороху.

– Две тысячи.

Киваю.

– Тысяча пятьсот.

…А степь так пахнет… Вкусно…

– Тысяча.

Выпрямляюсь. Беру винтовку, отщёлкиваю сошки. Устанавливаю её на бруствере. Пулемёты, оба, пока внизу. Их достанем позже. Внезапно сын толкает меня в бок.

– Чего?

– Обернись.

– Некогда. Моя дурочка вылезла на свет божий?

– Ага.

– Раньше надо было думать. Махни ей, пусть убирается обратно, в джип.

– А если не послушает?

– Послушает. Особенно после этого…

В перекрестье прицела вползает тупая морда головного грузовика. Плоский лист, поставленный на ребро, весь в дырках для вентиляции. Перевожу прицел выше. Водитель здесь, в середине. По бокам сидят ещё двое солдат. Оптика послушно приближает запылённое серое лицо, треугольные уродливые очки, закрывающие глаза. Плавно выбираю свободный ход, приклад отдаёт в плечо. Пороховые газы бьют из дульного тормоза. Пыли, естественно, нет. Воды на полив земли мы не пожалели. Шофёр дёргается, машина вдруг резко виляет, ложится набок, из кузова вылетают солдаты. Дистанция маленькая, и водитель второй машины то ли просто устал и зевнул, то ли конструкция у уродца такая, что, как ни старайся, быстро не отреагируешь, но я вижу, как днище грузовика вспучивается, и оттуда появляется и застывает на месте точно такая же решётчатая морда…