Он шел не оглядываясь. Словно это сон или наваждение. Где-то в селе слышались голоса и смех дворовой ребятни, которые собрались за ульем. В носу почему-то запахло хвойным отваром, которым Акилура поила всю зиму простывшую ребятню. Акилура варила его каждую осень. Она всегда угадывала наступление холодов и каждый раз, во время его варки, по всему селу пахло отваром. В селе этот запах знали, и он уже давно означал наступление холодов.
Пест шел неторопливым шагом к землянке, часто смаргивал и жмурился. Его никто не провожал и никто его не окрикнул. Дорога, которой он шел, словно опустела.
Он подошел к двери в землянке и уставился на ивовый прутик, который торчал вместо засова. Только в землянке Акилуры петли для засова был снаружи. А ивовый прутик, который торчал в засове, был с листьями. Словно его только что сорвали. Пест протянул руку и вытащил прутик. В этот же миг с него осыпались листья, которые по дороге к земле начали вянуть. Ног Песта коснулись уже давно сухие, сморщенные листья.
Пест проводил взглядом листья и сглотнул, потянув второй рукой за ручку двери.
Его взору предстало внутреннее убранство приземистой избушки Акилуры. Везде творился кавардак. По полу валялись горшки, разорванный топчан, занавеска на печи была сдернута, а широкая лавка, на которой иногда спал Пест, была опрокинута. Под столом, за которым сидело тело учительницы Песта, была большая черная лужа. Сам стол красовался глубокими бороздами, словно зверь его драл.
Пройдя внутрь по полу с плотно подогнанными досками, он подошел к столу, за которым сидело тело Акилуры. Акилура лежала лицом на столе, но из-за горба и перекошенной спины казалось, словно она сидит. Трупное разложение не коснулось ее, словно время было над ней не властно. Только неестественная бледность лица выдавала прикосновение смерти. Выражение лица было встревоженным, словно она о чем-то беспокоилась перед смертью.
Оглянувшись, Пест принялся собирать горшки и расставлять их по местам, убирать на место мебель и нехитрую домашнюю утварь. Все это время он старался не смотреть на труп Акилуры. Словно и не было его. Но периодически он натыкался на памятную вещицу, а в голове в это время звучал голос Акилуры, что-то рассказывающий. Он начинал нервно сглатывать раз за разом, а потом вытирал рукавом упущенную слезу. Это продолжалось всего несколько секунд, и Пест снова брал себя в руки и продолжал уборку. Закончив уборку, он вздохнул и повернулся к Акилуре.
Пест взял полено, на которое год назад садился, чтобы еще раз прочесть книжки, которые знал почти наизусть. Он сел рядом с трупом за стол, за которым провел большую часть детства. На столе стояла нетронутая миска с крупой гречки. Пест пододвинул ее и высыпал на стол, а тарелку поставил на колени. Он около получаса неторопливо перебирал крупу. Без слов, без всхлипов, без эмоций. Лишь пару раз останавливался. Сжимал кулаки до побеления костяшек, сглатывал, а потом раскрывал кулаки и смотрел в свои ладони. Потом он начинал тереть их о штаны, словно запачкал их в чем-то, и снова начинал перебирать крупу. После того как он перебрал крупу – убрал ее за печь. В место, где она всегда была.
На месте, где всегда Акилура складывала перебранную крупу, Пест обнаружил чистый белый наряд и красную ленту, на которой черной нитью, ведовскими знаками было написано «раскаяние».
Вернувшись к столу, Пест приподнял тело и уложил на пол. Тело из-за горба легло на бок, но молодого ведуна это не смутило. Раздев Акилуру, он принялся одевать ее в белый наряд, который нашел. Ленту он повязал на глаза так, чтобы той тьмы, что осталась в них, было не видно.
– Как же так, баб Акилура? – бормотал Пест себе под нос дрожащим голосом, пока переодевал ее. – Ждать ведь обещалась…
Он не обращал внимания ни на то, что не было трупного окоченения, ни на отсутствие трупных пятен. Пролетевший год никак не коснулся тела ведьмы.
Когда Пест ее переодел, то с натугой поднял на руки. Выйдя на улицу, он уложил ее на сложенные дрова. Обложив вязанками хвороста приготовленный погребальный костер, он отошел на десяток шагов и сел на землю, вытянув ноги вперед.
Пламя, возникшее в центре погребального костра, быстро разгоралось, а Пест сидел и рассказывал то, что случилось с ним в городе Вивеке, то, чему успел научиться, то, что думал о людях и о самом городище, то, что не рискнул бы рассказывать никому. Даже черту…
– …А дома в городище том высокие. У нас таких не строят. Незачем, а там места мало. Местами дома впритирку стоят… – Пест вертел в руках соломинку и периодически поднимал взгляд на пламя. – Я вот бою мажескому учился зело. Третий ранг дал учитель мой. Артефактному делу выучился. Правда, пока только первого ранга… Мне, баба Акилура, смерть и тьма худо даётся. До того худо, что порою срыгиваю, когда плетения ворожу… А с людом ты права оказалась. Не углядел я сам за собою… Люба мне стала дева роду благородного, да вот не нужен я ей и Людвигу не нужен. Я его за друга считал, а он меня – за кошелек для хмельного дела…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу