Юра Мариненков - Исповедь

Рома побежал к печке, взяв бутылку воды, и молча принес ему.

– Спасибо, – тепло сказал отец, немного жадно и неаккуратно начиная пить их остатки прохладной и чистой воды.

Он пытался приглядеться на части тела настоятеля, пытаясь найти то самое место, что вероятно и тревожило его. Всё выглядело довольно хорошо и темная ряса, вроде как, была полностью сухой. Тогда откуда же текла кровь, когда отец стоял наверху?

– Ты не мог бы принести мне мою сумку? – через несколько секунд, сделав один глоток воды, спросил он своего задумавшегося брата.

Рома незамедлительно кинулся в то место, где лежали теперь его вещи, которые он приносил в храм, находя их сверху в оставленных домах.

– Какую? – спросил он оттуда тяжело дышащего отца.

– На которой красный крест. Она ещё…, – немного задыхаясь, говорил отец. – …Немного надорвана с одного боку.

Найдя её, тот был в легком удивлении о того, что у отца было и такое. Он даже не знал, что у них, в храме, есть какие-то медицинские средства. Этой сумке на вид было лет сорок, вероятно, она была ещё с начала двухтысячных, потому что по воспоминания Ромы, он только тогда где-то мог встретить такую вещицу.

Получив её в руки, отец сразу же стал рыться в её левом кармане, будто уже зная, что там находится. Он доставал из неё бинты, какие-то препараты, шприцы, ножницы и что-то ещё. Представить, что хочет сделать отец, поначалу так и не получалось. Единственное, о чем мог подумать он, это о наложении повязки, но вскоре всё это оказалось не так.

Когда отец задрал свою рясу, Роме на мгновение стало плохо. Его левая нога была полностью в крови и из одного места, примерно на уровне колена медленно текла кровь. Тот посмотрел на это место и проговорил – да уж, сквозное. Для Ромы это ничего не значило и никак не облегчало его волнение. Столько крови он, наверное, никогда не видел, даже в фильмах, которые раньше любил смотреть. Моментами, она будто бы струилась из немного черноватой дырки, диаметром не больше сантиметра и вводило его в полное непонимание того, что происходит?

Дальше отец Михаил начал делать то, от чего Рома стал чувствовать себя ещё хуже, чем даже в самый тяжелый день его болезни. Отец сказал, что лучше ему не смотреть на всё это, но тот почему-то просто не мог этого сделать. Одновременно ему было интересно и страшно. Страшно от всего того, что произошло там наверху и ещё больше от того, что происходило сейчас здесь, в этом сыром, холодном убежище, спокойствие в котором было уже сильно нарушено.

Сначала какие-то уколы, видимо обезболивающие, потом заливающаяся жидкость внутрь раны, вызывающая приступы сильного и неконтролируемого выделения пота по всему телу и абсолютно мучительные стоны, которые были слышны за сильно сжатыми зубами. Когда он взял в руки иголку и веревку, Ромино лицо уже было полностью белым. Тот никогда бы не мог подумать, что его наставник способен даже на такое.

– Молись за меня, брат…, – вытащил из своего разрывающегося нутра короткую и тихую фразу отец.

Рома побежал всё в тот же темный угол, где и стоял ещё некоторое время назад, падая коленями на заплаканное, мокрое место, немедленно начиная делать всё, что возможно. Он молился за него без остановки и от всего сердца, пропуская слезы на всё тот же холодный пол. Сейчас, он больше вступал в диалог с богом, возникающий на заднем плане молитвы, постепенно оживляющийся устами его самого. В молитве он параллельно просил Господа помочь отцу за всё то, что тот сделал для него и для других братьев. Он просил Господа, чтобы тот вспомнил все его благие дела, которыми он спасал их всех. Так Рома и не заметил, как проговорил у распятых ног Иисуса довольно немалое время. В тот момент, когда он немного пришел в себя и оглянулся, то увидел своего лежащего настоятеля, укрытого во всё, что было рядом с ним. Осознание, что его молитвы оказались не напрасны, пришло медленно и с небольшим теплом. Это была самая большая радость, которая снова наполнила этот храм спокойствием и запахом ладана. Неожиданно с ощущением происходящего к Роме пришла и усталость. Через несколько минут, в молитве, где-то рядом, уснул и он.

Сон потревожили крики. Поначалу они не были протяжными и не заставляли подняться со своего спального места. Он всё ещё находился в немного сонном состоянии, когда наверху кто-то очень быстро и неожиданно стал шагать и переворачивать почти всё, что ещё казалось уцелевшим и не украденными. Потом крики исчезли, как и резкие, быстрые движения по храму. Они ушли в то время, когда Рома снова уснул.