Максим Субботин - Сердце зимы

Еду принесла Тора. Ее единственная живая кровь. Единственная родня, на которую (Хани до сих пор старалась в это верить) можно положиться, невзирая ни на что. В конце концов, тетку тоже могли обвести вокруг пальца. Она вполне могла не знать, что на самом деле несет своей горемычной племяннице.

Хани зевнула и потянулась к свече. Пришлось повозиться с огнивом, прежде чем на кончике фитиля ожило крохотное пламя. Тусклый свет мягко озарил комнату.

Напротив, на приземистой лавке, сидела женщина. Хани вздрогнула, прижалась спиной к стене.

Незнакомка напротив с легкостью могла оказаться как просто знатной дворянкой, так и настоящей королевой. Ее платье из безупречного тонкого бархата отливало густым бордовым цветом крепкого вина. Волосы – черные, будто непроглядная ночь, были подняты в высокую прическу, украшенную тонким гранатовым обручем. На гладком лице странно поблескивали темные глаза, а губы налились алым, будто спелая клюква.

– Я испугала тебя? – Голос незнакомки звучал на удивление мягко. Нежнее материнской песни над детской колыбелью.

– Немного, – призналась Хани, подтягивая одеяло едва ли не до самого носа.

Женщина улыбнулась – между губ ее блеснули ровные белоснежные зубы. Хани редко видела, чтобы у простых людей зубы были настолько безупречными. Даже фергайры прибегали к разным хитростям, чтоб выбелить свои: варили эликсиры для полоскания, настаивали отвары дорогой и редкой ромашки, которую покупали у приезжих с юга купцов. А эта незнакомка будто знала особенный секрет.

– Я не хотела потревожить твой сон. – Женщина так обезоруживающе улыбнулась, и Хани поймала себя на мысли: она сама вот-вот извинится, что не вовремя проснулась.

Северянка не была уверена, проснулась ли оттого, что в комнате кто-то был, или просто пришла пора открывать глаза, но на всякий случай поспешила заверить гостью, что ей не за что просить прощения. Незнакомка ответила еще одной подкупающей улыбкой. Хани только теперь заметила тонкое кружево, дивным образом обвитое вокруг пальцев гостьи. Варежка – не варежка, но северянка никогда прежде не видела подобного украшения. Поверх кружев на пальце незнакомки поблескивал холодом светлого металла единственный перстень – тонкая полоска в россыпи мелких темных камней.

– Это перчатки, – ответила незнакомка, очевидно заметив, что именно привлекло внимание собеседницы.

– Перчатки, – повторила Хани, будто заклинание. Взгляд, оторвавшись от странного предмета одежды женщины, метнулся к двери – закрыто.

– Я хотела говорить с тобой, – продолжила незнакомка. Она заложила ногу на ногу, скрестила руки на груди, сидя так ровно и величественно, словно под ней была не деревянная скамья, а трон из чистого золота. – Если ты прогнала сон, может, угостишь меня, и мы обсудим кое-что?

Девушка уже собралась ответить, что угостить гостью ей нечем, когда увидела на столе пару глиняных кружек, кувшин с узким горлом и блюдо с горой засахаренных слив, яблок и орехов. Только что всего этого здесь точно не было.

Или было?

Видя, как выжидающе незнакомка смотрит то на нее, то на сладости, Хани все же выбралась из постели. Одеждой ей служила единственная нижняя рубашка, и девушка готова была вспыхнуть от стыда, вспоминая каждую заштопанную дыру и ужасную заплатку на плече. Как могла, Хани прикрылась одеялом, придерживая его одной рукой, а второй наливала гостье из кувшина. Наверное, одна из богатых чужеземок, размышляла северянка, стараясь не расплескать вино. К фергайрам приезжали со всех уголков Эзершата: кто за пророческими видениями колдуний Севера, кто в поисках знаний. Иные ждали мудрого совета.

Темноволосая незнакомка с кожей, будто пронизанный солнцем янтарь, наверняка была жительницей теплой страны.

– Благодарю. – Женщина, не дожидаясь приглашения, взяла чашу и пригубила.

Хани, продолжая хранить молчание, последовала ее примеру, но вина пить не стала. Она присела на край кровати, пряча ноги в одеяло, чтоб ступни не касались холодного пола.

– Ты славная девочка, – начала незнакомка, поигрывая глиняной чашей, словно держала в пальцах самый изысканный кубок. – Эти старухи, заледеневшие от собственной важности, готовят тебя на заклание.

Она понизила голос, как будто боялась, что выбалтывает то, о чем говорить не следует. Хани невольно подалась вперед. О чем говорит красивая женщина? Какое заклание? Но слова не шли из горла, и северянка смогла лишь невнятно попросить гостью продолжать. Та усмехнулась, снова припала к кружке и продолжила: