Джордж Локхард - Ад на двоих

Этим днём мы встретили раненого крылатого ящера, чем-то похожего на дракона. Он лежал в колючих кустах и смотрел на нас большими желто-зелёными глазами. Когда мы пробегали рядом, ящер зашипел, но не сделал попытки напасть. Я чувствовал в воздухе напряжение.

Сомнения мои росли вместе с горой, к которой мы приближались. Ночами, засыпая в объятиях Лэи, я размышлял над странным провалом в памяти, пытался вызвать картины прошлого. Смутные видения было трудно понять.

Однажды пригрезилось, будто я падаю в скоростном лифте вдоль сверкающей громады небоскрёба. Внизу рушился прекрасный город, здания разлетались в щепы, из трещин навстречу небу рвались гейзеры пламени. Самым удивительным было могучее, всеобъемлющее чувство наслаждения, которое я испытывал, падая в объятия смерти.

В другой раз я увидел себя на гигантской стекляной поверхности, под ней просматривался странный, удивительный серебряный мир. С высоты было плохо видно людей – они бегали между округлыми, будто оплавленными зданиями, паутина канатов и монорельсов безвольно трепыхалась. Недалеко от меня группа окровавленных солдат в изорванной, опалённой синей форме, пыталась втащить на поворотную турель нелепую длинноствольную пушку. Паника и обречённость висели в воздухе.

Вдали, на горизонте, уже были видны чёрные силуэты транспортных самолётов. Они везли десантников, получивших приказ вырезать всё население серебряного города. Один-единственный истребитель мчался им навстречу. Я знал, что пилота зовут Грэхэм, знал, что он погибнет, не успев задержать врага – я знал это – и наслаждался этим! Даже сейчас, на берегу, в объятиях пантеры, я проснулся в холодном поту. То была не моя память!

Или моя?..

К середине третьего дня мы наконец добежали до подножья горы. Узкая винтовая лестница вела на вершину. Лэя хотела идти первой, но я не позволил. Мы начали восхождение ровно в полдень.

Шли много часов. Солнце давно опустилось к горизонту, окрасив небо в пурпур, в бесконечности одиноко парило облачко, похожее на парусник эльфов. Чем ближе мы поднимались к вершине, тем тяжелее было идти, словно некая сила не хотела пускать нас в город, ждавший наверху. Порывы холодного ветра цеплялись за шерсть.

– Кауран, – негромко позвала Лэя, когда мы прошли половину пути и оказались на другой стороне горы. – Смотри.

Я смотрел. Далеко внизу, у подножья, шёл бой. Тёмная дорога из моих кошмаров, она явилась сюда и вонзила своё ядовитое тело в скалу. Орды существ накатывались из тумана, защитники горы отчаяно отбивались. Убитые горели дымным оранжевым пламенем.

В памяти сами собой возникли строчки:

– Я ловил капли крови с горящих тел, я смотрел на огонь сквозь призму снов...

– В бесконечной борьбе ты меня одолел, я погиб от копья из жестоких слов, – эхом отозвалась Лэя. Мы переглянулись.

– Что это значит? – спросил я.

– Не знаю, – ответила она. И мы продолжили восхождение.

Лишь ночью добрались мы до вершины. Вдали сверкал неземным светом величественный город, в бездонном небе танцевали звёзды. Мир был прекрасен, и нам не хотелось его покидать. Но вокруг стояли солдаты.

Мы сражались как звери. Я бросал их в пропасть, рвал, терзал клыками и ломал кости, Лея билась за моей спиной. Её предсмертный хрип на мгновение остановил мне сердце.

Этого мгновения оказалось достаточно: меня проткнули мечом и столкнули с вершины Колвира. Я падал раскинув руки, лицом вверх. Из раны ритмично, в такт с пульсом, выплёскивалась кровь.

Тьма отступала неохотно. Цеплялась за каждый бугорок, каждое деревце, уродовала снег шрамами теней. Ночные шорохи cтихли, лишь время от времени, когда деревья распрямляли тяжёлые ветви навстречу рассвету, безмолвие нарушал шум падающего снега. Вставало белое Солнце.

Блекло-голубое зимнее небо казалось слепым. Немногочисленные облака апатично висели в высоте, слишком ленивые чтобы закрывать собою солнечный свет, лёгкий ветерок гнал прочь последних призраков тумана. Из балок и оврагов поднималась холодная, глубокая тишина.

Поперёк одной из таких балок с осени лежал могучий ствол погибшего дерева. Много лет дожди подмывали его корни, медленно лишая сил и жизненных соков, пока наконец холодной ноябрьской ночью, вечный враг деревьев, ветер, не одержал победу над ослабевшим исполином. Ствол постепенно гнил, но пока ещё был крепок и служил надёжным мостиком для всякого, желавшего перебраться через балку.