Михаил Баковец - Улей. Игра в кошки-мышки

Хм, к слову о мёртвых. Немного странным был тот факт, что из ран у зомби текла самая обычная красная кровь и запаха разложения не чувствовалось, только зловоние присущее бомжам, никогда не моющимся.

Странно это всё.

В первом же доме я выломал простенькую филенчатую дверь на крыльце и попал внутрь.

Так… коридор, комната налево, комната направо, чуть дальше вроде как кухня… ого, аж с печкой! Нашёл окаменевшую соль в гранёном стакане, две пачки заплесневелых макарон, мешочек, пошитый их плотного холста, с сухарями. Соль и сухари прихватил с собой. В комнатах, украшенных коврами со всех сторон, кроме старой мебели не было ничего полезного.

В следующий дом проник через окно, выбрав, самый богатый на вид. Опять печка внутри, двухконфорочная плита, подключённая шлангом к небольшому газовому баллону в углу (что у них тут — газопровода совсем нет?), опять комнаты с коврами на полу, стенах и даже диване.

В шкафу разжился чистой одеждой по размеру. Не из бутика — плотные штаны, тонкая тельняшка, куртка из того же материала, что и штаны. Цвет, как у выгоревшей армейской «песочки» или у современной «горки» после пары стирок. Ещё нашёл брезентовый рюкзак, в который положил простыню (на всякий случай) и припасы. В этом же доме разжился очередными сухарями и солью.

На кухне нашёл под вязанным узким пёстрым половичком люк в подпол, где обнаружил несколько рядов стеклянных банок с соленьями и вареньем. Потемневшие огурцы и всплывшие к крышке помидоры меня не заинтересовали, как и засахарившееся варенье, а вот дюжина жестянок с консервами меня порадовали. Да ещё как — живот тут же забурлил при виде их, заранее предупреждая, что мне придётся их съесть, даже, если окажутся просроченными.

В подполе нашёл две трёхлитровых банки с прозрачной жидкостью. Сковырнув с первой крышку, я ощутил ядрёный запах деревенской самогонки, выгнанной без всяких сухопарников и бражных колонн. Вторая не пахла ничем, зато на дне лежал серебряный крестик, а на крышке была приклеена серая бумажка с надписью «Крещенье. 1990». На вкус содержимое — вода водой.

«Да это и есть самая обычная вода, набранная на Крещенье в девяностом году! Какая-нибудь бабулька верующая тут жила», — догадался я.

Удивительно, но вода была свежа и вкусна, как только что набранная из родника. Очень своевременная находка, а то у меня во фляге только эликсир один, вторую совсем забыл наполнить, когда пересекал ручей. Водой из банки наполнил фляжку до горлышка, остатками напился, потом выловил крестик и привязал тот к шнурку на шее.

С сухарями и консервами в рюкзаке я поднялся на чердак, на который вели сразу два лаза — из дома и с улицы. Так у меня будет возможность сбежать через один из путей, если второй окажется перекрыт. Перед тем, как сесть трапезничать, сначала озаботился страховкой — заложил старыми обрезками досок, по какой-то неведомой причине, оказавшимися на чердаке, люк на улицу и в комнату. Не бог весть какая преграда, но хоть чуть-чуть да придержат противника.

В трёх банках оказалась тушёнка, в пяти лежала перловая каша с мясом, в оставшихся, в томатном соке плавали большие куски рыбы. Наклеек на них не было, приходилось сверять клейма и раскладывать по схожести, после чего открыть по одной из каждой партии.

Всё казалось свежим, но от рыбы я решил воздержаться. Как-то не доверяю я таким консервам, пролежавшим неизвестно сколько времени в подполе без присмотра. Зато вкус у тушёного мяса был великолепным! Наверное, именно про такие консервы и говорят «а вот в советское время тушёнка была лучше всех, сейчас уже не та».

— Белорусская, что ли? — хмыкнул я, вертя пустую банку и силясь отыскать хоть какую-то надпись. — СССР?!

На жести был чётко отпечатан штамп с этими буквами, больше разобрать не удалось. Да ну, не может такого быть… или может, если неведомые существа перенесли меня в прошлое? С другой стороны, я очнулся сегодня в том же городе, в который въехал вчера, и автозаправка, по которой шастал тот монстр, выглядела вполне себе современной. Самое простое пояснение — местные хозяева, те ещё плюшкины.

— Отравители и жмоты, нет бы выбросили старье, — пробормотал я. — Спалю дом, если отравлюсь.

На ночлег я остался на чердаке, даром, что место удобное и на улице уже стало смеркаться. Да и ложе вполне себе неплохое: не какие-то камешки керамзита или листы минеральной ваты, а душистые мелкие опилки. Постелив поверх них простыню, я растянулся поверх неё, положил рядом пистолет и отрубился через несколько секунд.