Михаил Баковец - Улей. Игра в кошки-мышки

— Сервий, прости, бес меня попутал. Понравилось мне барахлишко твоё, оружие и польстился на твою награду от янычар, которую они тебе выплатили. А у меня, в последнее время, дела совсем никак не шли, на мели сидел с кучей долгов…

— Чего?! — не понял я в первый момент, что он мне говорит. — Какое «на мели»? Какое «польстился»?

— С бандой Хрома связался, они мне пообещали за твои вещи треть. Честное слово. Они бы не убили тебя, к себе хотели взять, в работники, на их стабе пожил бы, дрова порубил, воду таскал на кухню, стирал бы. А потом предложили стать одним из них. Им хорошие бойцы нужны. Да я тебе поклясться чем угодно готов, что жив остался бы, ну, может, побили бы немного. Ты же видел, что я тебя просто оглушил и связал, а мог бы убить, что проще намного. Кобра у них на базе живёт, можешь его выкупить, я помогу с этим, увидишь, что живой пацанчик и тебе ничего не грозило…

Я не выдержал и ударил его под рёбра носком ботинка, расчётливо пнул, чтобы нижние плавающие рёбра совсем уплыли.

Тот захрипел и выгнулся в дугу, с губ потекла кровь, как и у его товарища, Люка.

— Кобра?! Живой?! Выкупить?! Ах ты, сука!

С каждым словом, я бил сектанта, пока он не потерял сознание. Только когда он перестал реагировать на удары, я остановился, успокаивая тяжёлое дыхание.

Показалось, что в комнате запахло жжёной тряпкой, но значения не придал. Так как дым мог мне просто показаться или его затянуло с улицы.

Вылив остатки воды на Художника, и дождавшись, когда он очухается, я присел рядом с ним на корточки и поднёс нож к его лицу.

— Я тебя сейчас резать буду, как резал твоих друзей — братьев по вере, как вы резали Кобру и тех двух женщин на крестах. Да-да, я видел то место, видел вашу табличку, знаю откуда ты. Художник или ребёнок Стикса, как к тебе обращаться, скажи мне? — от злости некоторые слова я выговаривал невнятно, проглатывал окончания, когда спазмы сдавливали горло. В этот момент я был готов содрать с него шкуру и всё потому, что вспомнил картину истерзанных людей. Кобру, с которым за несколько часов до этого разговаривал, да и просто сказалось напряжение последних суток. Его бы снять длительным сном и крепкой выпивкой, да некогда. Наверное, именно так и сходят с ума на войне или после картин жестокости, когда нет возможности снять стресс хоть чем-то — сексом, лекарствами, алкоголем. Общением с психиатром наконец… Да хотя бы баней, лишь бы тело испытало шок, который перекрыл бы шок сознания.

Отвлекло меня от желания пустить кровь сектанту, мычание Колобка. Кажется, он начал привлекать к себе внимание сразу, как только я упомянул про детей Стикса, до этого момента, он и Люк лежали тихо, словно мёртвые.

— Тебе чего? — грубо обратился я к сталкеру, которого несколько дней назад спас. — Твоё счастье, что про тебя ничего не рассказали и даже сообщили, что ты вроде бычка на закланье, которого с собой возили, вот они.

— М-м-м…

— Потом поговорим, — отмахнулся я от него, — после них. Видел бы ты, что я…

— М-М-М!

— Да, что ты размычался, блина?! Или мне тебя оглу…

Запах дыма резко усилился. Словно, источник его был совсем рядом. Может быть, прямо в этой комнате.

— Что за хрень тут горит?

Ответил мне Люк… молчаливо. Сектант вскочил с пола и, скидывая тлеющие обрывки верёвки, налетел на меня, сбивая с ног и отвесив оплеуху, от которой у меня лицо вспыхнуло так, будто его кто-то решил горячим утюгом погладить.

От моего ответного удара сектант отлетел к стене, где приложился с таким стуком головой об неё, что я подумал: готов. Да только куда там! Я не успел проморгаться от слёз, которые градом текли от боли, как Люк вновь повернулся в мою сторону, выбросил вперёд правую руку, и из неё вырвалась струя пламени не меньше метра в длину.

Увернулся я каким-то чудом и вместо меня, огонь прошёлся по столу, стулу с мягкой обивкой, задел Колобка.

Я отпрыгнул спиной назад, за что-то запнулся и повалился на пол, больно ударившись левым боком о ещё один стул, отбил локоть и чуть не попал под огонь, когда Люк шагнул ко мне.

Полыхнули занавески на окнах, что-то на окне вспыхнуло голубоватым пламенем с лёгким хлопком, а лотом я, наконец-то, достал пистолет и несколько раз выстрелил в грудь сектанту. После второй пули, ударившей в грудь, исчез с его руки огонь, после третьей, он пошатнулся и одной рукой ухватился на край тлеющего столе, и только четвёртая заставила его рухнуть на спину. И это пули из моего ремингтона, который сорок четвёртого калибра! Здоров же он был, сволочь.