Дмитрий Володихин - Штурм бункера

Ее собеседница во всем, казалось, являла полную противоположность. Школьница нестарших классов с грудью порнозвезды. Бог весть, чем вскармливала ее мама, возможно антиматерией, – столь худенькой она выросла. Не женщина, а набор проволочек… На голове стрижка «черный пожар» и беретик цвета металлик-серебро. Черные шортики из настоящего бархата, привезенного с самой Земли, топик из того же черного бархата. Два массивных серебряных браслета на руках и еще два – на ногах, точно кольца драгоценных кандалов, разорванных когда-то, но милых сердцу. Кожа белее целибатной вставки, аж немного просвечивает. На лице совершенно детская улыбка. На шее – широкий, тесно облегающий обруч с черненой надписью: «Я тебя укушу». Сколько ей лет? Тайна сия велика есть. Впрочем, уверенность в движениях выдает такой опыт, такую изощренность, словно девочка-женщина распрощалась с собственной невинностью, отрезав ей голову.

На Марсе всегда не хватало тепла. Точнее, денег на отопление всегда оказывалось намного меньше, чем надо. Все, кроме немногочисленной элиты, жили в одном из трех режимов: прохладно/холодно/умираю от мороза. Марсианский дресс-код предполагал укутывание во всех его мыслимых видах и сортах, включая укутывание в пиджаки с электрообогревом. Но две посетительницы галереи нагло щеголяли полунаготой. «Мы – триумф воли! – сообщали их тела. – Мы – красота и дерзость, господствующие над глупой физиологией».

Прозрачный купол открывал двум женщинам вид на марсианскую пустыню – ржавую, изъеденную ветрами, расточенную трещинами во всех направлениях, объявившую на три недели вперед гладиаторские бои песчаных бурь. Пески бесновались в низинах, а на голых холмах болтами бесчисленных антенн косо крепилось тусклое небо. Белый маячок солнца едва пробивал бурую копоть небосвода, неровно вспоротую серпиком Фобоса.

Спутницы держались за руки.

– Береги себя, Эм. Как знать, возможно, ты их недооцениваешь, – произнесла брюнетка, повернувшись к собеседнице и легонько приобняв ее.

– Я? Аглая… прости, я помню, что ты не любишь своего полного имени… Ла, милая, лунное дитя, ты ведь любишь подарки?

В ответ раздалось негромкое мяуканье.

– Красивые, дорогие подарки, Ла?

Мяуканье сделалось громче.

– Так вот, насчет подарков у нас с тобой три варианта. Вариант первый: я никуда не иду, ничем не рискую, хотя, признаться, ну какой риск с этими жалкими идиотами? Самцы же… В этом случае у меня еще довольно долго не будет достаточно средств для того, чтобы сделать тебе достойный подарок. Во втором варианте – это если я просто немного поработаю и получу за это много денег – подарок появится сейчас же, как только я вернусь. Ну а в третьем случае…

– Это если ты их всех там загрызешь, милая Эм, и заберешь всю их добычу себе… – промурлыкали шортики-и-беретик.

– Ты отлично понимаешь меня, моя радость… В третьем случае подарков будет много и сыпаться с неба они будут долго. Что скажешь, милая?

Ла крепко обняла бедра спутницы, поцеловала её в живот и ответила:

– Ты – моя госпожа, Марго. Никогда и никому я не хотела бы принадлежать, кроме тебя… Ты – лучшее изо всего, что когда-либо случалось в моей жизни. Я – твое имущество. Владей мною, могущественная госпожа.

Бодибилдерша с восторгом подбросила ее в воздух.

– Послушай, милая… я ведь не просто так рассказал тебе об этом деле. Ты девочка ловкая, смышленая, ты ведь уже поняла, что мне понадобится не доход с продажи, а сами вещи, которые мы добудем из бункера… притом я уверен, что без хабара не останемся. Мне потребуется твоя помощь, и в накладе ты не останешься. Как ты понимаешь, весь риск на мне.

Окна их отеля выходили на главный проспект Нью-Филадельфии. Напротив, метрах в пятидесяти, над входом в Директорат графства Орфей сверкала и переливалась всеми огнями неона огромная эмблема Женевской Федерации: хоровод из множества черных звезд на фоне чередующихся белых и красных горизонтальных полос. Облака марсианской пыли, поднятой сезонными бурями, проплывали над проспектом, возносясь на высоту первых двух полосок, отчего полоски эти слегка «плыли».

В номере было тепло. Изнеженный землянин полулежал на постели во фраке Адама, откинувшись на высокие подушки из настоящего, совершенно не экологичного пуха.

Он много всего мог себе позволить: тепло, президентский номер, костюм от Ходырева, шляпу от Маркуса, трость с литым набалдашником из электра, дорогую завивку и еще более дорогую окраску волос в аспидно-антрацитовый колер, тело спортсмена с рельефной мускулатурой, создававшей правильный фон клочьям седины на плечах и на груди, настоящий чай с Земли, давно остывший в его фарфоровой чашке и давно выпитый собеседницей из ее чашки. И кстати, такую собеседницу он тоже мог себе позволить…