Дмитрий Евдокимов - Бретер на вес золота [litres]

– Ну и ладно, это не моя проблема.

Я ошибался. Но узнал об этом только спустя несколько дней.

Никогда не мог даже предположить, с какой скоростью могут распространяться слухи в таком большом городе, как Монтера. Прошло всего два-три дня, а казалось, что уже вся двухсоттысячная столица знала о сумасшедшем дворянине, занимающемся столь неслыханным для своего сословия делом. В трактир валом повалил народ – поглазеть на это чудо. Я чувствовал себя так, словно попал в зверинец. Оставалось лишь непонятным, в каком качестве: экспоната или посетителя. Понятное дело, что я предпочитал второе, ибо каких только петухов, павлинов и откровенных баранов мне не пришлось увидеть за это время. Боюсь только, что для них именно я был диковинным уродцем, выставленным на всеобщее обозрение…

За шпагу приходилось хвататься по два-три раза за вечер, но, к моему немалому удивлению, все поединки оказались практически бескровными и победы доставались мне на удивление легко. Что только подстегивало интерес к моей персоне и увеличивало количество желающих попытать счастья. Часто дерзили молодые отпрыски богатых семейств, а однажды случился и вовсе комичный случай.

Я мирно ужинал, когда в тарелку с моей кашей упала новенькая щегольская перчатка из тонкой кожи. Кровь с бешеной силой ударила мне в голову, в глазах на мгновение потемнело. Первым желанием было засветить кулаком в лицо наглецу, так, чтобы по сторонам посыпались осколки разбитых зубов. Потом засунуть ему в глотку эту перчатку, засыпать остатками испорченной каши и пропихнуть внутрь при помощи кинжала.

Мелькнувшая в моей голове кровожадная картина была столь яркой, что напугала меня самого. Я шумно выдохнул, аккуратно расправил ложкой перчатку в тарелке, полил сверху соусом и, решительно отодвинув от себя, спокойно заявил:

– Съем, когда промаринуется.

Только после этого я поднял взгляд и обнаружил отчаянно молодящегося господина лет пятидесяти пяти. Ни наряд молодого щеголя, ни крашеные волосы и усы, ни обильно припудренный нос не могли скрыть его истинного возраста. Мне даже стало его немного жаль. Возможно, причиной его тщетных попыток выглядеть молодым является любовное чувство к какой-нибудь прелестной юной особе. Влюбленный человек часто теряет голову и идет на всевозможные ухищрения, по его мнению, способные приблизить его к предмету обожания. Только вот не способен он в таком состоянии взглянуть на себя со стороны, понять, что на самом деле выглядит просто смешно и нелепо.

К тому времени, когда мы вышли на задний двор «Серебряного оленя», я уже остыл и полностью контролировал свои эмоции. В предвкушении нового зрелища народ из трапезного зала, как всегда, повалил за нами. Но зрелища не получилось. Шевалье ле Блан был настолько медленнее, что я дважды оказывался у него за спиной и приставлял кончик шпаги к его затылку. Оба раза прощал, возобновляя поединок, на третий раз просто выбил оружие из его руки и миролюбиво сказал:

– Ступайте домой, шевалье, это была плохая затея!

Кухня «Серебряного оленя» едва справлялась с наплывом посетителей. Мэтр Пигаль радостно потирал ручонки, подсчитывая прибыль. Жерар взял на вооружение политику легкого прикармливания студиозусов – благодаря скидкам на самые простые блюда и напитки слушатели университетских курсов неотвратимо превращались в завсегдатаев нашего заведения. Несмотря на буйный нрав, особых хлопот молодые люди не доставляли – оказалось, что они даже прониклись уважением к моей жалкой персоне. Во-первых, молодости свойственно бунтарство, а во мне они увидели бунтаря. Во-вторых, до них дошли слухи, что я не позволил стражникам заманить их в ловушку. В-третьих, сыграло свою роль бесплатное пиво, выставленное им на следующий день за счет заведения.

Мой рабочий день более-менее устоялся. Поднимался я довольно-таки поздно, часов в девять. Обязательно спускался во двор и около часа истязал себя и несчастную колоду фехтованием. Затем завтракал и отправлялся гулять к морю, после обеда либо просто сидел в своей комнате, либо наведывался в ближайшую церковь. Ближе к вечеру обязательно занимался своим оружием: шпагой, кинжалом и двумя пистолетами. Шпага была фамильной и перешла ко мне по наследству, после смерти отца. Кинжал – трофейный. Я взял его в одном из первых своих приграничных боев с нугулемцами. Пистолеты были взяты года полтора назад в качестве части жалованья за сопровождение большого купеческого каравана. Хорошо, что торговец тогда сам предложил такую сделку, увидев мой видавший виды и грозящий развалиться при следующем выстреле пистолет. Я постоянно откладывал покупку оружия до лучших времен, но, как показала практика, эти времена могли и вовсе не наступить.