Рус Агишев - Зеленый фронт (СИ)

Андрей, пробуя на вкус и цвет новое ощущение, вдруг куда-то провалился. Вновь, как и раньше, возникло чувство падения в бездонный, бесконечный колодец, своими сходящимися стенками убегающий в темноту. Его несло в течении нескольких секунд, мотало и бросало из стороны в сторону. Вот показался свет! Из небольшого, едва заметного, пятнышка он вырос до целого мира, залившего светом все вокруг.

«Что за …? — пробормотал Андрей, вновь оказавшись в дереве, другом дереве. — Куда это меня закинуло? Береза! В березу!».

Все его новое тело просто вопило о себе новыми ощущениями. Андрей очутился в тоненьком тельце молоденькой березки, которая только едва начала кудрявиться. Крошечные листики с влажными зубчиками медленно шелестели на ветру. Вместо разветвленной и густой корневой системы он едва шевелил небольшими отростками, которые с трудом вгрызались в почву. «Вот это я скаканул! — выдохнул он, пробежавшись по стволу. — Но здесь похуже… Слабовато. Привык я что-ли к своему дубу». Ему было как-то не по себе. Он быстро нырнул обратно и по стволу добрался до корней. Нужный отросток нашелся практически мгновенно. Благо, разница между здоровенными корнями его дуба и хиленькими корешками березы была видна невооруженным глазом. Сделать переход во второй раз Андрею удалось гораздо быстрее, чем в первый.

«Значит, я могу ходить! — наконец-то, стало доходить до Андрея. — От дерева к дереву, от дерева к дереву, от леска к леску… Я могу ходить». Это было незабываемое для него открытие! Ходить! Обрести подвижность в тот момент, когда ты, казалось, был навечно заточен в деревянные оковы, когда ты с этим смирился… В этот самый момент он вновь почувствовал себя человеком. «Я могу ходить, — по ветвям и коре проходили едва заметные судороги. — Я увижу маму, братьев! Мама! Я скоро приду!». Он рисовал перед собой красочные картины встречи с родными. Родная деревня, вокруг которой он бегал босоногим мальчишкой. Глубокая речушка с переброшенным через нее крутым мостом. Старый жеребец Прошка с подслеповатыми глазами, так любивший ржаной хлеб. Эти видения были столь реальны, что, казалось, ткни в них пальцем и ты там!

Дуб шатало. Его узловатые ветви рвались из стороны в сторону, словно необъезженные скакуны. Желуди дождем сыпались на землю, покрывая ее блестящим ковром. Почва близ дерева кипела от грызущих землю корней. «У-у-у-у-у! — ревел парень, пытаясь заглушить невыносимую боль. — Я же дуб! Какая мама?! Какая к черту деревня? Откуда все это возьмется? Я же проклятый кусок дерева! Как я им покажусь на глаза?». Ему действительно было плохо, невыносимо плохо! Он был одинок, он был другим, он был непонятно кем и становился непонятно кем!

К горлу поступила тошнота — по крайней мере Андрей ясно ощутил это неприятное чувство гадости, медленно возникающий и ползущей наверх. Казалось еще немного, и все это выплеснется наружу. Он упал вниз и летел в бесконечность. Его мотало от одного дерева к другому! Один мир сменялся другим: коренастый вяз внезапно превращался в корабельную сосну, она в свою очередь сменялась раскидистой ивой, и потом по новой… Он несся через деревья, не успевая даже как следует ощутить их. В эти мгновения ему хотелось лишь одного — забыться! Хотелось перестать думать, перестать мучиться!

Лес угрожающе шумел. Шевелились не только верхушки высоких елей, которые всегда первыми подхватывали любой ветерок, но и все растущее. Волоски мхов трепетали словно живые. Трава лежала плашмя, будто боясь подняться. Трещали кустарники. Скрипели толстые стволы. Лес перестал быть просто кучей деревьев, растущих в системе сложных взаимосвязей! Все изменилось! Лес превратился в единый организм, в единую зеленую массу, которая была жутко недовольна!

Он был везде — в почке, листочке, кусочке коры. Он был вверху, в середине и внизу. Он дышал вместе с поверхностью каждого листа в лесу. Он пил с каждым корешком, нырнувшим глубоко вниз — к водоносным слоям. Он рос с каждым последним ростком, хило тянувшим свою макушку к солнцу. Андрей на какое-то мгновение перестал быть просто дубом, просто деревом. На доли секунды его сознание накрыло весь лес — гектары и гектары бесконечного пространства.

Лесная поляна. Слегка тлеющие угля. Пепел белым налетом покрывал разгоравшиеся огоньки. Люди сидели вокруг костра и молчали. Давно небритые лица, впалые щеки, кое-как перевязанные раны. Старшина Голованко молчал вместе со всеми. Где-то на заднем фоне, недалеко от командирской палатки, возвышался вяз, искривленным стволом напоминавший сказочные чащобы.