Станислав Смакотин - Цусимский синдром

Я в ужасе открываю глаза.

Перед глазами ножка кровати. Уходит вверх, теряясь в складках махрового одеяла. Лежу на подстеленной шинели, на полу. Коллективный вопль, бывший частью сна, – осязаемая реальность, он слышится отовсюду. Я вновь в лазарете, только на сей раз заполненном ранеными…

С трудом поднимаясь на ноги, осматриваюсь. Все кровати заняты, и, похоже, тяжелыми… Несколько человек, что полегче, как и я, размещены на полу. Едкий тошнотворный запах доходит до мозга, и я едва сдерживаю рвотный позыв.

На ближайшей кровати – черный, обгоревший манекен с рваными кусками кителя… Офицер? Не могу узнать… Кто это?!. Только манекен этот еще живой – лицо скалится от нечеловеческих мук, пальцы сгребли почерневшую простыню в комок:

– Пи-и-и-и-ить…

Плохо понимая, что делаю, дохожу до ендовы с водой, зачерпывая чарку…

– Ваше благородие, и мне!..

– Мне, мне дайте, ваше благородие!..

– Господин поручик, не обойдите, мне!..

Разум отказывается воспринимать происходящее, и из моей груди вырывается полукрик-полуплач:

– Всем налью!.. Потерпите чуток!.. – Не узнаю своего голоса. Он теряется в многоголосом:

– Пи-и-и-и-и-ить…

Стараясь не пролить, бережно несу живительную влагу тому, что просил первым. Вбегает запыхавшийся санитар, нагоняя меня:

– Я сам, ваше благородие…

– Другим разнеси, дурень… – сквозь зубы шепчу ему. – Все просят…

Опускаюсь на колени подле обгоревшего, подношу к черным губам кружку… От неожиданности вздрагиваю, едва не разливая воду. Лицо… В памяти мгновенно всплывает отложившийся образ: броненосец после учений. По скупо освещенному коридору бредут усталые пожарные. «…Трюмно-пожарный дивизион, Зуев, несет самую ответственную службу в бою… – Заметив меня, юный мичман задорно подмигивает. – Господин поручик, ведь так?.. – Истину говорите!» – Я улыбаюсь, провожая глазами процессию…

Шишкин… Юный оптимист Шишкин… Тот, что в обед первым заметил японского разведчика, над непосредственностью которого посмеивались, перемигиваясь втихаря, коллеги… Командир Игнациус на совещании – и тот не выдержал… Как же так?.. Ты чего, брат?..

Это действительно он. Тело почти без кожи, обгоревшее мясо… Жадными глотками втягивает жидкость, глаза на секунду озаряются счастьем:

– Спасибо… – В следующий миг взор потухает в забытьи…

Дико оглядываюсь вокруг: повсюду искалеченные, обгоревшие, страшные люди. Стонущие, молчащие, стиснувшие зубы и плачущие… Бинты, окровавленная марля, запах горелого мяса вперемешку с кровью…

Появляется второй санитар, в спешке начинает поить раненых. Пошатываясь, выхожу в перевязочную. Пол в потеках крови, разбросаны куски бинтов. Из операционной доносятся какие-то крики и успокаивающий голос старшего врача, Надеина: «…Терпи, терпи… Вот так…» Резкий вскрик – и все стихает, остается лишь протяжный стон… Взгляд падает на таз, стоящий на полу, – в нем отрезанная нога с остро торчащей костью…

Где же Матавкин?.. Помогает оперировать?

– Воды кипяченой кто-нибудь подайте… Эй!.. Ну же, есть живая душа?.. – Голова Надеина появляется в проеме. – Чего стоите?.. Железная кастрюля!..

Это он – мне? Хватая емкость, быстро забегаю внутрь, расплескивая жидкость. Все кругом заляпано багровыми пятнами. На столе осклабившийся человек, рядом нагнулся фельдшер, кажется, держит зажим…

– Ставьте здесь, подле инструментов… – Кастрюля жалобно звякает. – Теперь – не мешайте!..

– Аполлоний Михайлович не… – В дверях я все же оборачиваюсь.

– Нет его больше… Убит.

– Как…

– Так. Опрометчиво поднялся на палубу… Не мешайте же!.. – Надеин склонился над пациентом.

До меня не доходит смысл сказанного. Матавкин? Погиб? Он ведь должен был быть здесь, под защитой брони? Неправильно все это: раз он был тут – значит, не мог ведь погибнуть? Если даже как-то случайно и зацепило… Надо все переиграть, и он выживет!..

Неуверенно делаю несколько шагов к двери. Выход из лазарета. Знакомый коридор… Слева, на полу, лежат еще люди. Много людей… Человек тридцать, рядами. Места не хватило в палате?.. Глаза привыкают к полумраку, и… Лицо каждого накрыто марлей. Останавливаюсь, тупо глядя в пространство. Вот чьи-то ноги в грубых матросских ботах. Обувь изношена, подошва отходит… Есть просят. В починку бы их… Рядом – точно такие же, но целей… Хозяин, видно, берег. Следующие… К горлу резко подкатывает твердый ком. Следующие – начищенные из той самой банки, в углу нашей каюты, с надписью «Гуталинъ»… Черные, аккуратно зашнурованные полуботинки. Аполлоний как-то хвастался, что приобрел их в Нуси-Бе, недорого. Мягкая, отличной выделки кожа…