Владислав Выставной: Кремль 2222. ВДНХ

Книжник остановил взгляд на карте. Такой он еще не видел – она была удивительная, дремуче-архаичная, украшенная витиеватыми изображениями морских чудищ и людей в странной одежде. Похоже, что-то из времен Великих Географических Открытий. Страстно захотелось подойти поближе, поглядеть, может, даже купить или выменять на что-нибудь…

Привычным чутьем он ощутил неприятный холодок слежки. И снова нырнул в толпу, пробивая себе путь локтями. Вслед понеслись ругательства, тычки и затрещины:

– Куда прешь!

– Под ноги смотри!

– Чего это он несется? Уж не стащил ли чего?

Возможно, это была паранойя. С какой стати кому-то следить за ним? Может, он действительно двинулся умом, и неспроста старые знакомые поглядывают на него косо. Наверное, так бывает с каждым, кто одержим одной, заведомо невыполнимой задачей. Той, что постепенно превращается в манию.

Он просто хотел спасти друга.

Зигфрида. Боевого товарища, которому не раз был обязан жизнью.

Проблема в том, что это понятное желание мало отличалось от стремления вернуть покойника с того света. Ведь и сам Книжник не был уверен в том, что Зигфрид все еще жив. Тогда, уходя в спасительный портал Розы Миров, он оставил его в схватке с заведомо превосходящим врагом.

И это разъедало изнутри, не давая сна и покоя.

Можно сколько угодно убеждать себя – он не виноват, он не бежал, не бросал друга в бою. Их просто разделила непреодолимая стена пространства и времени – призрачный портал, что привел его домой и возвел перед его другом непреодолимую стену пространства. Он был уверен, что Зигфрид шагнет следом – и спасется. Зигфрид не успел.

И Книжник ни при чем. Он просто не рассчитал. Ошибся. Его вины нет.

Но перед глазами стояла одна и та же картина: искаженные ненавистью лица врагов, готовых расправиться с прикрывающим отход воином, и один-единственный меч против десятков стволов, ножей, топоров – всего, что может убивать и калечить.

– Стоять!

Резкий окрик вернул к реальности. Парень и сам не заметил, как добрался до княжеских палат. Перед ним высились ратники из личной дружины князя. На семинариста они глядели с непрошибаемым равнодушием каменных статуй.

– А ну, шаг назад! – приказал старший.

– Я княжий советник… – начал было Книжник.

Дружинник оборвал его:

– Я знаю, кто ты. Не велено пускать.

– К-кем не велено? – Книжник запнулся.

– Князем.

– Не может быть… Ведь я…

Старший сделал шаг навстречу. Семинарист невольно попятился – рослый, широкоплечий, затянутый в броню из стальных пластин ратник производил устрашающее впечатление. Он положил на плечо парню руку в боевой рукавице, и Книжнику показалось, что на него свалилось бревно. Голос же старшего стал мягче, но оттого не менее насточив:

– Дружище, мы ничего не имеем против тебя, но ты же понимаешь – служба.

– Понимаю… – пробормотал Книжник.

– Князю надоели твои идеи со спасением Зигфрида. Мы все его помним и уважаем как воина… – старший оглянулся к товарищам и те хмуро кивнули. – Но ты должен смириться – он мертв.

Книжник в оцепенении глядел на ратников. Старший, видимо, воспринял его молчание как согласие и продолжил:

– Зигфрида не вернешь. Живые должны думать о живых. А ты… – старший поморщился. – Послушай совета – перестань говорить… странные вещи. У тебя в Кремле не только друзья, но и недругов полно. Уже поговаривают, что ты… – старший замялся.

– Что я спятил, да?

– Кое-кто нашептал князю. Тому не очень нравится, что его советник – малость… хм… не от мира сего. Мы так не думаем, но… Знаешь, что будет, если тебя действительно признают безумцем?

Книжник знал. Сумасшедший в Кремле приравнивался к опасному чужаку. Так повелось со времен, когда главной доминантой была борьба за чистоту генофонда. Отцы церкви предавали анафеме, а Боярская Дума навсегда вычеркивала безумца из кремлевских списков. Итогом было одно – изгнание. Семинаристу доводилось уже попадать в немилость, но признание чужаком не имело обратной силы.

– Меня изгонят? – тихо проговорил Книжник.

– Ну, почему же, сразу? Просто перестань привлекать к себе внимание. На какое-то время. Ну а потом… Князь вспомнит твои заслуги, я уверен…

– Вы не понимаете… – попятившись, тихо произнес семинарист. – Потом может быть поздно. Я знаю, кто может помочь спасти Зигфрида…

– Опять этот юродивый? – новый голос был глух и безлик и не было даже понятно, откуда он вдруг раздался. – Почему не гоните его? Всыпьте ему плетей!