Хейк Кёниг - К югу от Рая

Чуть поодаль стоял дед Митрич. Старик в задумчивости хмурил брови, отчего лицо казалось ещё более морщинистым и старым. За его спиной прятался худощавый, бледнолицый, с длинными спутанными светло-русыми волосами, паренёк, на вид лет пятнадцати. Совсем недавно он с небольшой группой беженцев прибился к общине, спасаясь бегством из Суходольского поселения, разорённого чужаками, пришедшими с юга.

Костя бросил на подростка полный решимости взгляд, на секунду закрыл глаза и поднял на уровень своей груди ладонь, крепко зажатую в кулак, выражая таким образом пареньку свою всецелую поддержку.

‒ Не дрейфь, пацан! Всё будет «зер гуд»! – весело сказал юноше Костя и обратился к старику, ‒ Митрич, давай-ка отойдём, потрещим по-взрослому.

‒ Давай потрещим, коли есть о чём, ‒ согласно кивнул Митрич.

Они вышли за калитку и, отмерив по проселочной дороге изрядное количество шагов, остановились.

‒ Слушай, Митрич, прошу тебя, что бы ни случилось, присмотри за дочерью, ‒ попросил Костя, поглядывая на юг, где на расстоянии всего в пару километров от посёлка, в абсолютной тишине, опускающейся на пролесок серой ночи, за редкими стволами деревьев, всё ярче разгоралось странное желтоватое свечение.

‒ Присмотрю, отчего ж не присмотреть, ‒ пообещал Митрич, хлопнул себя по бедру, выбивая застарелую пыль из полы потёртого ватника и с уверенностью добавил, ‒ да ты не переживай за дочку, всё хорошо будет! Главное сам не подставляйся! Пуля ведь дура, как молва говорит…

‒ Непонятно, чего ждать от этих чужаков, ‒ Костя в эмоциональном порыве развёл руки в стороны. ‒ Глава не оставляет надежды попытаться договориться с ними. А по мне, так прежде надо разобраться, кто они вообще такие. А главное, как без ущерба для себя пересекают «Полосу отчуждения»? Мы за все годы после Великого Падения, вдоль всей его границы, от мыса Марьин нос и вплоть до Ласкового пляжа проходили туда и обратно не единожды. Всё до миллиметра прощупали! Нет там проходов! Везде фон такой – мама не горюй. Знающие люди говорят: ширина полосы до шестидесяти километров на юг уходит, а где и более!

‒ С недобрыми они намерениями тут, ‒ с грустью в голосе сказал Митрич и покачал головой, ‒ слышал ведь, что беженцы из Суходолья рассказывают…, чужаки людей силой угоняли, а кто противился сверх меры, убивали на месте! Боюсь, с ними договориться не получится!

‒ Посмотрим, чем чёрт не шутит, пока Бог спит! Не получится, так по зубам настучим, чай и мы не из соломы сделаны! Ты вот что, Митрич, если вдруг жарко станет, дочь мою, Милену, в охапку и в погребе схоронись! А лучше в лес, к озеру уходите! Там, дай Бог, на Коневец переправитесь, к духовникам. Правда, на озере лёд уже хлипковат, но для пешего хода он ещё крепок.

‒ Не переживай, Константин, дочь твою в обиду не дам! Иди с Богом и постарайся себя сберечь!

‒ Ну и ладушки!

Они пожали друг другу руки и Костя, закинув автомат за спину, поспешно зашагал к пролеску. Митрич ещё немного постоял на просёлочной дороге, провожая взглядом уходящего к пролеску человека, и вернулся обратно к своему дому. Он устало плюхнулся на приталенную у покосившегося забора скамейку и прикрыл глаза.

‒ Зачем они все туда идут? – взволнованный голос юноши заставил старика вздрогнуть от неожиданности, ‒ там же чужие! Людям не надо туда идти! Всем нам надо уходить отсюда! Бежать, скорее!

‒ Успокойся! ‒ прикрикнул на него Митрич и потянул паренька за рукав, ‒ успокойся и присядь! Напомни старому, как тебя зовут-то?

‒ Миша…, ‒ ответил тот, и осторожно, с видимой опаской, присел рядом.

‒ Послушай старика, Миша! Наши мужики не лыком шиты, и вооружены отнюдь не палками. Да и наш глава общины ‒ чай не дурак! Понимает, как нужно поступать в данной ситуации! Поэтому, отставить панику! Лучше посиди спокойно, дух переведи.

На скамейку с правой стороны от Митрича, по-детски неуклюже перебирая ручками и ножками, взобралась Милена и удобно примостившись под боком, прижалась щекой к прохладной ткани рукава стариковского ватника.

Они сидели в полном молчании, всматриваясь в южный пролесок на противоположной окраине посёлка, где за обширной линией лишённых листвы деревьев, разгорался ярким и одновременно мягким, пульсирующим свечением желтоватый свет. На общину надвигалось нечто большое и бесформенное, с подсвеченными, неясными очертаниями, при этом не издавая ни единого звука. Лишь сумеречный шорох стылого весеннего леса, да гомон собравшихся вдоль оград собственных домов, жителей, нарушал эту странную тишину.