Марк М. Одер - Конец Антропоцена

По толпе прошел неодобрительный гул.

Наталья заговорила жестче:

– Прошу успокоиться! Далее… В каждую роту дополнительно мы должны набрать по шестьдесят пять человек – помимо ротного командира и тех товарищей, которые уже имеются в распоряжении той или иной роты. То есть из шестисот четырех человек отберут чуть больше ста девяноста. Также, к моему сожалению, вынуждена вам сообщить прямо сейчас: после четвертого испытания пятьдесят человек будут определены в отряды смертников. И к вечеру сегодняшнего дня состав первого отряда смертников будет сформирован.

Поднялся жуткий шум. Толпа закричала, завопила, зарыдала. Кто-то, чтобы не потерять сознание окончательно, опустился на корточки, оперся побелевшими пальцами о землю. Некоторые девушки зарыдали навзрыд, понимая, что, скорее всего, в ужасных отрядах смертников окажутся именно они.

– Я буду жаловаться! Мало того, что меня содержат со всем этим сбродом, так еще и по каким-то причинам могут отправить на верную гибель! Выродки! – орал упитанный мужчина лет пятидесяти.

По его не просто ухоженному, но лоснящемуся лицу было видно, что до войны он хорошо зарабатывал, отлично ел, позволяя себе много излишеств, и устойчиво принадлежал как минимум к среднему классу. Было очевидно, что люди, что находились теперь рядом с ним, были ему отвратительны. И заботиться – теперь или потом – он готов был только о себе. Это было видно по всему его виду. Конечно, ему было некомфортно… противно здесь. Он чувствовал себя совершенно лишним. Ну, а кому будет комфортно и приятно на войне? Это вам не пейнтбол и не стрелялка на компе. Тут нельзя сохраниться и начать игру заново. В лучшем случае, ты вернешься обратно совершенно другим человеком, а в худшем – тебя вернут домой по кусочкам, если вообще будет что возвращать. Война – это всегда только так: либо ты, либо тебя. И если ты столкнешься лицом к лицу со своими врагами, то у тебя не будет возможности выбрать: убить вот этого человека, а вот того не трогать. Если уж ты попал на войну, борись, дерись, вгрызайся зубами, но живи. Не философствуй. Даже если ты просто солдат, думай быстро и действуй четко. Если ты на войне, значит, ты не один. Ты отвечаешь не только за себя, но и за товарища рядом. А таким людям, как этот человек, свою жизнь явно доверить было невозможно.

Наталья вздохнула и, посмотрев в карточки, сказала:

– Кажется, вы Антон Ильич Петровский? Я правильно понимаю, что вас стоит прямо сейчас записать в отряд смертников? Или еще поборетесь? Если первое, только просто скажите «да». Если же второе, то прошу заткнуться и выслушать все, что необходимо будет сделать на четвертом испытании.

Антон Ильич стоял и растерянно хватал ртом воздух.

– Я жду! – рявкнула Наталья.

Арина посмотрела на Наталью с интересом. Она понимала, что Наталье ни в коем случае нельзя показывать слабину и позволять истерике захватить толпу. Если дать возможность таким вот антонам ильичам истерить, то начнется массовый психоз, а дальше ситуация может вообще развернуться непредсказуемо.

– В третий раз я не буду спрашивать, – сказала Наталья.

– Да, да, хорошо, – взвизгнул Антон Ильич, – я буду принимать участие в соревнованиях, но…

Договорить он не успел, поскольку Наталья в одно мгновение оказалась около него:

– Молча, только молча, – сказала она тихо, но очень зло.

Антон Ильич кивнул. Истерика сменилась животным страхом, который тут же отразился в его глазах.

Арина шепнула Герману и компании:

– От него нужно держаться подальше. Мужик с истерикой – это страшно.

Иван посмотрел на нее внимательно:

– А ты не боишься попасть в отряд смертников?

Арина повернулась к нему всем корпусом и удивленно спросила:

– А сейчас зачем бояться? Что от этого страха изменится сейчас? Только шансов показать себя будет меньше. Если медики есть, они уже отобраны. То есть это минус пятнадцать человек на три роты. Про отбор в четвертую роту ничего не говорят, значит, отбор будет проходить как-то по-другому. Каждый командир роты, скорее всего, после трех испытаний уже выделил для себя наиболее перспективных мужчин и мысленно встроил их в свои роты. Бабам сложнее. Надо себя сейчас показать максимально. А если я буду объята страхом, этого мне сделать не удастся. Страх – мой враг. Как бы по-дурацки и пафосно это ни звучало, это именно так. Так что либо я буду бояться, либо смогу побороться за свое место в роте.

Иван улыбнулся, как улыбается брат сестре: