Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

"Так вот в чем дело. Видел ли я ее стройные ножки?".

— Отрицать не буду, — постарался я ответить как можно более официальным тоном, без какого-либо намека на игривость.

— Вы, потом, ту фразу сказали,…уже на улице. Наверно, хотели ободрить меня, дать прийти в себя. Да?

— Конечно, мне хотелось вас встряхнуть, но при этом я не мог не подчеркнуть совершенства вашей фигуры.

Несмотря на изящную обтекаемость фразы, девушка покраснела, как маков цвет и опустила глаза.

"А ведь мог остановиться на первой половине фразы. Что теперь ждать?".

Ответ на мой мысленный вопрос оказался неожиданным. Девушка резко подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и вдруг сказала: — Ведь я вас толком так и не поблагодарила!, — затем приподнявшись на цыпочках, неожиданно закинув мне руки за шею, обняла, поцеловала, потом так же порывисто и резко отступила на два шага, не поднимая глаз. Несмотря на быстроту и неожиданность, я все равно мог поклясться, что когда наши взгляды встретились, в глубине ее зеленых глаз плясали озорные бесенята.

"Ух, ты! Не ожидал!".

Только я так подумал, как внизу громко хлопнула дверь, и раздался громкий голос хозяина дома: — Аглая! Я пришел! Как там наш ужин?!

Девушка, услышав голос отца, занервничала и торопливо сказала:

— Извините меня, Сергей Александрович. Вы с отцом пока поговорите, а я позже приду.

— Хорошо, Светлана Михайловна. Буду вас ждать.

Она развернулась и пошла, слегка покачивая бедрами с чисто женским изяществом, заложенным самой природой.

"И дети у нее будут такие же красивые, как их мама, — глядя ей вслед, подумал я и вдруг почувствовал нечто похожее на смущение, чувство, которое у меня уже давно атрофировалось. По крайней мере, я так считал до этой секунды.

Порядок наших отношений с государем после Кронштадтского мятежа внешне не претерпел никаких изменений, но при этом не остался прежним. Я искренне переживал за то, что случилось, и работал как проклятый, чтобы хоть как-то исправить свою ошибку. Государь это видел.

Да, не возможно за всем уследить, так как я только человек, а не божий ангел — хранитель, который все видит и слышит, но это не оправдывало меня, причем в первую очередь в моих собственных глазах! Император это понял, и теперь старался всячески это показать, что он по-прежнему мне доверяет и ценит мою старательность. Сначала была увеличена моя охрана. Насколько я мог судить, теперь за мной ходило не менее трех-четырех агентов наружного наблюдения. Отметил я это мельком, так как если раньше, с непривычки, меня тяготило их присутствие, то теперь я не замечал их, как в упор не видишь дворовую скамейку, проходя мимо нее в трехсотый раз. Второй новостью для меня стал особый циркуляр, вышедший из Собственной канцелярии Его императорского величества и предписывающий городским и военным властям столицы оказывать в случае необходимости любую помощь в действиях Богуславского Сергея Александровича. Узнав о подобном документе в канцелярии, я только пожал плечами, так как особого смысла в нем не видел.

По-прежнему я приезжал во дворец только по вызову государя, причем не для того, чтобы разрешить острый вопрос, как бывало раньше, а по большей части для обсуждения той или иной проблемы, причем как выразился однажды Романов, его в подобных случаях интересовал "мой необычный взгляд на обычные вещи". Императора, похоже, не особенно горевал, что утратил оракула, его вполне устраивала моя роль в качестве "ангела-хранителя". Я же, в отличие от него, был полон неопределенности, так как не в таком ракурсе представлял свою дальнейшую жизнь. К тому же все что задумал — было выполнено, поэтому передо мной нередко вставал вопрос, на который я до сих пор не знал ответа: мне, что до конца жизни быть привязанным к престолу, время от времени подталкивая Романова по тем направлениям в науке и технике, которые получат ведущее положение в будущем?

"Кто я есть?, — в который раз снова спросил я себя. — Советник? Не думаю. Царь и сам прекрасно с государственными делами справляется. Телохранитель из меня тоже никакой. Была возможность убедиться. Правда, некоторые господа определили меня на должность царского палача, но я с этим не согласен. Категорически. Гм. Подумаем… — и я стал перебирать в памяти, что мне удалось сделать за последний год. — Два конструкторских бюро и кое-какие социальные улучшения в жизни народа. Ну,… еще с десяток нововведений. Потом… разгром революционного движения в России, а так же двух военных мятежей. Инициатор нескольких десятков крупных уголовных процессов по делу государственных воров, купцов и промышленников. Создатель карательного органа, наподобие немецкого гестапо, из политической полиции. Да уж! Если так посмотреть, то я выгляжу при царе каким-то злым гением. Нет, слишком много пафоса! Думаю,… что больше похож на свирепого пса, охраняющего хозяйский дом, а если взять поправку на революционную терминологию, то на цепного пса самодержавия".