Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

— Жми, шофер!, — снова скомандовал я. — Остановишься у входа! Ставь машину боком!

Не успели машины остановиться, как раздались громкие и отчетливые приказы поручика Татищева: — Из машин — долой! Спрятаться за бортами! Перезарядить винтовки! Огонь на поражение!

Меня удивило, что у парадного входа во дворец никого не было, но не успели солдаты ссыпаться с машин и стащить пулеметы, как в дверях появилась группа мятежников. Человек двадцать. Несколько офицеров и матросы. Судя по тому, что сразу не стали стрелять, они были в явной растерянности, что и караул у ворот. Используя их замешательство, Татищев громко скомандовал: — Солдаты, слушай мою команду! По цареубийцам, огонь!

Из-за машин грянул залп, за ним второй. Несколько человек рухнули на мраморные ступени, заливая их своей кровью, другие заговорщики сразу заметались, ища укрытия и пытаясь отстреливаться. Кое-кто из матросов принялся кричать: — Братки!! Не стреляйте!! Мы же за народ и волю!!

Их крики перекрыл новый приказ поручика:

— Пулеметчики! На позицию! Прицел четыре, целик два! По мятежникам, огонь!

Стоило мятежникам увидеть тупые рыла двух станковых пулеметов, готовых к стрельбе, как среди матросов началась самая настоящая паника. С десяток человек, с криками, не обращая внимания на стрельбу, вскочив с земли и бросая оружие, кинулись бежать за дворец, вглубь сада, но свинец, посланный им вдогонку, заставил беглецов, раскинув руки, кинул их на пожухлую траву, окропив ее красной кровью. Сейчас только несколько человек, укрывшихся за массивной дверью и колоннами, пытались отстреливаться. Я прислушался. Стрельба во дворце не стихала. Я посмотрел на Татищева, стоящего рядом со мной и негромко сказал: — Командуйте: штурм.

Тот согласно кивнул и только открыл рот, как в следующее мгновение из дверей хлынула лавина матросов. Не меньше пяти десятков. Выбежавшие из дворца матросы, при виде трупов своих товарищей, винтовок, торчащих из-за бортов машин, а главное — устремленных на них стволов пулеметов, замерли, все еще не понимая, что происходит. В этот момент один из офицеров — мятежников, стреляя из-за колонны, закричал: — Товарищи, братья!! Огонь по…!!

— Пулеметчики!! Огонь!!, — во все горло заорал поручик Татищев, перекрывая крик своего противника.

Его приказ еще висел в воздухе, как затрещали пулеметы, сея вокруг себя смерть. Мятежники в панике закричали, пытаясь укрыться, бросались в разные стороны, наталкивались друг на друга, падали, вскакивали, чтобы снова упасть и больше не подняться. О сопротивлении никто из матросов даже не помышлял. Еще минута и все было кончено. Выскочив из-за машины, за которой укрывался, я закричал: — За отечество!! За государя!! Вперед!!, — кинулся вперед, стреляя из пистолета.

Я успел сделать только несколько быстрых шагов, как мне под сердце ударил железный кулак, выбив из меня дух, а с ним и сознание. Пришел в себя я быстро. Первое что увидел, так это, склонившееся надо мной, озабоченно-испуганное лицо унтер-офицера Забродова. Я знал его, как и многих других солдат и офицеров батальона Махрицкого. Вздохнул, и сразу ребра пронзила острая боль. Она была настолько резкой и неожиданной, что, не сдержавшись, я негромко охнул.

— Ранило, Сергей Александрович? Где? Крови не видать!

— Еще не знаю. Долго я так лежу?

— Не могу знать. Увидел, уже как вы лежали, а пока подбежал, вы как бы и очнулись. Помочь?

— Да.

Только начал подниматься при помощи унтер-офицера, как боль снова вонзила свои острые зубы в левую сторону груди, но при этом мне все же удалось встать на ноги.

— Это в вас офицер стрельнул. Из револьвера. Вон он там, у колонны лежит.

Я автоматически посмотрел в ту сторону, куда указывал унтер-офицер. Увидев неподвижное тело в офицерской шинели, я огляделся вокруг и только сейчас понял, что кроме лежащих кругом трупов, никого нет. Прислушался. Во дворце все еще продолжалась стрельба.

— А дырка то есть. У вас там, небось, фляжка, — глядя на мое пальто, предположил Забродов и уточнил. — Во внутреннем кармане.

Не совсем поняв, о чем он говорил, чисто автоматическим движением сунул руку во внутренний карман пальто и вытащил наружу деревянный ящичек с пулевым отверстием в верхней крышке. Откинул защелку, открыл. На голубом шелке лежало пробитое пулей пасхальное яйцо, которое я собирался подарить Лизе Антошиной.

— Жалость-то, какая. Красивая, видно, была вещица, — с откровенным сожалением сказал Забродов. — Да и ларец отменный.