Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

Васильчиков облизал пересохшие губы. Под горло подступил сухой, колючий комок. Сердце неожиданно сорвалось с места и заметалось где-то внутри грудной клетки. Это был страх, а вместе с ним осознание того, что его жизнь сейчас полностью зависит от человека, сидящего за письменным столом, напротив него. Не будет суда, где он выступит с обличающий прогнивший режим речью, ни воодушевляющих криков его товарищей, ни сверкающих глаз девушек, бросающих призывные взгляды на героя революции.

"А там каторга. Убийцы, разбойники, душегубы. Я там просто не выживу! И дня не проживу!".

— Чего молчишь, революционер?! Помнишь, как ты два года назад в этом кабинете "Марсельезу" пел? Спой! Я прошу! Не хочешь? Брось, не грусти, парень! Ты же пойдешь на каторгу за правое дело! За народ!

— Перестаньте издеваться, господин следователь!

— Вы не поняли, товарищ революционер! Я просто радуюсь! Теперь на моей улице праздник! Понимаешь! Праздник!

— Я отказываюсь с вами говорить! Отправьте меня обратно в камеру!

— Вот тут ты прав, товарищ! Нам с тобой больше не о чем говорить, так как для приговора суда вполне хватит тех доказательств, которые у меня есть.

— Погодите! Какого приговора?! Еще ничего не доказано!

— Мне теперь ничего доказывать не нужно! Тебя, товарищ Василий, с листовками на руках взяли, поэтому я закрываю это дело и передаю его в суд. Так что теперь мы с тобой не скоро увидимся. Конвойный!

— Погодите! Что… Что вы предлагаете?, — с трудом протолкнул через горло сухой комок слов уже бывший товарищ Василий.

Вследствие пересмотра жизненных позиций из многих людей, примкнувших по тем или иным причинам к революционному движению, начинали сыпаться новые фамилии и явки, ведущие к новым арестам. Параллельно с работой политического сыска среди населения начали работу специальные комиссии по выявлению революционной деятельности в армии и флоте. Здесь перечень процессуальных наказаний был намного жестче, так как внутренний подрыв армии и флота согласно новым законам рассматривался как измена родине, за что в военное время полагалась смертная казнь.

На фоне всех этих событий началось, если это можно так назвать, миграция всех видов оппозиции. Какая-то часть из них уехала за границу, другая растворилась на просторах родины, а третья — ушла в глубокое подполье. Газеты, раньше бойко печатающие порочащие власть статьи, теперь предпочитали обходить молчанием опасную тему, а народ, не слыша подстрекателей, с молчаливым одобрением наблюдал за решительными действиями властей.

Неудачное покушение на государя говорило о слепом везении, но никак о нашем профессионализме. Если Пашутин сумел хоть как-то проявить себя, подобрав из офицеров телохранителей и определив опасные точки по пути следования, то я выглядел во всей этой истории никчемным дилетантом. Впрочем, мне было не до самокритики, так как все говорило о том, что наши враги готовы действовать быстро, решительно и предельно жестко, и что хуже всего, стало окончательно ясно, что среди окружения царя есть, как минимум, один предатель. Так же плохо было то, что царь отнесся к покушению на его особу сравнительно спокойно, и наотрез отказался от дополнительных мер безопасности.

Как-то я завел с государем разговор об использовании бронежилета на выездах, но он так посмотрел на меня, что мне пришлось оборвать фразу на полуслове.

Время шло, а мы так ничего и не смогли узнать. Арон сейчас был для нас той единственной нитью, которая должна была способна привести нас к заговорщикам. Все полицейские и жандармские "стукачи" получили приказ: искать, днем и ночью, не покладая сил, любые следы, которые могли привести к группе Арона. За информацию, которая сможет привести к банде Арона, была обещана большая награда — 10000 рублей.

Полиция, которая все это время продолжала прочесывать город в поисках Хлыста, наконец, добилась "успеха". Его нашли, правда, только в качестве хладного трупа, в подвале одного из брошенных домов. Теперь у нас в руках оставался только один невнятный и мутный персонаж — жандармский офицер с мясистой рожей. Его поисками уже занимались, но так чтобы не привлекать излишнего внимания, а это еще больше замедляло поиски. Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы нам не помогла человеческая жадность, помноженная на трусость и подлость.

Ротмистр Неволяев Андрей Николаевич, довольно видный мужчина, тридцати двух лет, любил красивую жизнь, но будучи сыном, далеко не зажиточных родителей, учился и служил, экономя каждую копейку. Еще с детства он познал истину: деньги и власть — основа жизни. А их-то как раз и не было! Так бы и жил ротмистр, кляня свою злосчастную судьбу, если бы у него не появился новый начальник, подполковник Мерзлякин. Будучи специалистом своего дела, он хорошо умел разбираться в человеческих пороках, и поэтому без особого труда выделил из числа своих сотрудников Неволяева. Проверив его в паре неблаговидных дел, подполковник стал использовать его напрямую в своих махинациях и аферах. Именно поэтому ротмистру на связь был передан информатор по кличке Бурлак, благодаря которому осуществлялся негласный надзор над боевой группой Арона.