Исаак Вайнберг - Отморозок Чан 2 - Гелион

Оценив траекторию побега Славика, метнул нож ему вдогонку.

Нож с глухим ударом воткнулся в затылок пацана. Голова мотнулась вперёд, он потерял равновесие, в раскоряку пробежал ещё несколько метров, и, выставив перед собой руки, рухнул на асфальт.

Но пацан явно был не из тех, кто привык сдаваться, так что пополз вперед. Рукоять ножа торчала из его башки словно плавник акулы…

Я пустился в погоню… То есть неспешно побрел следом, потому что полз пацан, не сильно усердствуя: видимо, сохранял силы на то, чтобы мужественно не обосраться после того, как я его убью.

Пиздюк прополз уже больше двадцати метров и судя по всему был полон решимости доползти-таки до деревни и ударить в тревожный колокол, так что мне пришлось вмешаться. Я наступил ему на спину, придавив к земле.

– Прости пацан, но жизнь мужчины состоит не из одних лишь побед…

Я оценивающе посмотрел на пистолет, зажатый в моей руке. Вынул магазин. Полный. Вынул пороховой-кейс. Тоже полный. Задумался…

Нет… Ну его нахуй… Второй раз я рисковать жизнью не стану…

Ухватившись за ствол, я склонился над пацаном и нанес несколько десятков ударов тяжелойстальной рукоятью в область виска, размозживбедолаге череп.

Убедившись, что пацан точно умер, – для этого я вырвал нож из его затылка и "контрольно" перерезал горло, – взял его за руки и спешно, пока кто-нибудь ещё не поебашил по дороге и не спалил моё преступление, поволок прочь с дороги. Протащив тело пару метров, заметил, как его ботинки трутся носами об асфальт. Остановился. Сердце сжалось. Это не дело.

Схватив паренька теперь уже за ноги, я продолжил тащить его к обочине. От мерзкого скрипа его переносицы об асфальт у меня сводило скулы. Но что поделать: лучше так чем попортить нормальные ботинки…

Хотя, может стоило их сразу снять? Да, похуй уже…

Стащив с дороги оба тела и их ружья, – которые оказались незаряженными: патроны хранились у старшого в кармане, – и, спрятав за кустами так, чтобы не было видно с дороги, я принялся расшнуровывать сапоги пиздюка. Переобувшись, я наконец ощутил себя человеком…

– Другое, блять, дело, – довольно хмыкнул я.

Сначала мне было как-то стрёмно снимать сапоги с покойника – всё-таки он родному отцу смерти желал, а такие чёрные мысли портят ауру личных вещей. Но теперь я знал, что отца пацан любил, просто отец нихуя не доверял ему и даже в тайне ненавидел, – а по-другому я не могу объяснить, почему этот бессердечный хуесос оставил собственного сына без патронов на дороге полной отмороженных уёбков.

Я верю в ауру. Поступки людей влияют на неё: плохие делают темнее и притягивают беды, а хорошие – привлекаю удачу. Именно поэтому сегодня я получил неплохие ботинки – я неплохой человек. Конечно, не отними я батончик у той старушки, сейчас радовался бы пиздатым охуенным сапогам, потому что был бы пиздатым охуенным человеком, но… Все мы иногда делаем нехорошие поступки, и это не повод себя ненавидеть – это повод стать лучше.

Ох уж это приятное чувство, когда ты постарался, приложил усилия, а судьба тебя за это наградила. В такие моменты невольно начинаешь размышлять о вселенской справедливости. Кажется, жизнь явно начинала налаживаться…

От этой мысли и внезапно накатившего прилива радостной эйфории, я принялся кружить между березок, или сосен, или каких-то других деревьев в счастливом танце, а затем запел чистым и звонким как лестной ручей голосом. Птички подпевали мне, я улыбался, и даже лица убитых мной неудачников залились румянцем, а через миг они уже не могли сдержать умиления и, переглянувшись, расплылись в улыбках. Лучи солнца играли со мной: светили в лицо сквозь кроны, а когда я открывал глаза, прятались в густой листве; а зверушки собрались на ветвях, весело покачиваясь в такт ритму моего жизнеутверждающего пения.

На самом деле я конечно же не пел и не танцевал: не хватало ещё споткнуться об корягу, улететь еблом в какой-нибудь камень, а потом ещё пять часов смотреть глюки про спецназёров с горящими глазами. Так что я просто ссал у дерева, чувствуя на себе неодобрительный взгляд мёртвых глаз убитой мной семьи.

С кайфом поссав, я собрал всё добро в рюкзак одного из покойничков, предварительно вытряхнув из него всё лишнее (консервы, носки, какие-то самодельные ловушки на мелкого зверя, складную удочку, и кучу другого хлама), оставил только патроны для ружья. "Всем добром" были патроны, "Еблан", нож, да литровая бутылка воды, на случай если в горле пересохнет. Сначала я хотел взять и тушёнку, но потом решил, что нахуй надо таскать лишние тяжести: если деревню так и не найду – заберу хавчик на обратном пути, как раз к тому времени, наверняка, проголодаюсь. И ружьё, кстати, на всякий случай прихватил – мало ли нападёт кто, а у меня из оружия один нож ("Императора" я взял чисто по приколу, ну или чтобы орехи колоть, если угостит кто, – стрелять из этой хуйни я больше не собирался, разумеется).