Исаак Вайнберг - Отморозок Чан 2 - Гелион

Сраные тапки постоянно слетали с ног, пяткираздирались об асфальт, резиновые петли натерли между пальцами кровавые мозоли. Бля буду: кого угодно убил бы сейчас за пару нормальных сапог…

Посмотрел на небо: тусклое солнце уже клонилось к закату, нависая над дорогой, теряющейся за горизонтом.

За спиной раздался треск. Обернулся назад, приготовясь отбиваться от дикого гуся с раздроченным еблаком, зажатым между крыльев, спутавшего скрип моих ебучих кожаных тапок с возбуждённым брачным призывом гусиной самки и прибежавшим ебаться.

Но гуся за спиной не было. Передо мной стелился длинный просторный коридор: побитый кафельный пол; толстые ржавые трубы, идущие по пожелтевшему от сырости потолку; по сторонам – шпаклёванные гипсокартонные стены, которые никто не удосужился покрасить, и светлые деревянные двери, установленные по обе стороны коридора через каждые несколько метров.

– В сторону, мужик! – грубо пихнул меня кто-то, оттолкнув к стене. Мимо прошагала компактная стрелковая установка с оператором, облачённым в чёрную броню. Проходя мимо, оператор на мгновение повернул голову в мою сторону. Лицо защищала чёрная маска с нарисованной на ней белой угловатой козьей мордой. Из сурового вида глазных прорезей тускло светило синим светом.

Шаговая машина: по сути тяжёлый пулемёт, защищённый многослойным полимерным прозрачным щитом и имеющий две механические ноги. Такая херовина шла, повинуясь рукам оператора, ведущего её за две рукояти: она чутко реагировала на все его движения и могла не только развивать скорость вплоть до скорости человеческого бега, но и круто разворачиваться на месте, приседать, подниматься по ступеням и даже переходить в режим тарана, чтобы выносить запертые двери.

Шаговая машина, ведомая оператором, ушла вперёд метров на семь. Из глаз оператора ударил яркий синий свет. Он провёл взглядом по левой стене коридора, а затем, развернувшись, просканировал стену справа. Наконец он повернулся в мою сторону и стал разъяснять ситуацию специальными жестами.

Хер знает, зачем он это делал: понял только, что справа за стеной, походу, прячется двадцать два человека, а слева – восемь. Что мне делать с этой информацией? Заказать на всех хавчик с доставкой?

В следующий миг моя голова чуть не взорвалась к ебеням. Этот мудак начал потрошить стену одной бесконечной очередью, ведя стволом из конца в конец. Почему-то в этот момент мне вспомнились "Спартанцы", обстреливающие поселение огородников. Двери разрывало в щепки, стены – в труху и пыль, и эта пыль быстро залила коридор. Так быстро, что уже через мгновение сквозь её плотные облака я видел лишь вытянутое дульное пламя неустаннохуячевшего пулемёта.

Закашлявшись, я отвернулся. За моей спиной сквозь серый туман на меня смотрели десятки синих глаз… Пыль хлынула в мои лёгкие, дышать было невозможно, я начал задыхаться, упал на колени, а потом и вовсе распластался на полу. По моей спине стучала цементная крошка, в ушах шипело. Я попытался вдохнуть: не получилось.

Нужно свалить отсюда нахер…

Резко оттолкнулся руками от пола, открыл глаза и увидел своё лицо. Густая чёрная борода, раскосые глаза, длинные волосы, мокрыми прядями свисающие вниз. Охуенный китаец…

Это было отражение… Моё отражение в ёбаной луже, над которой я стоял в позе «упал-отжался». Вокруг шипел дождь, а по моей спине стучали тяжёлые капли.

Принялся откашливать воду, которой успел наглотаться из лужи.

Вдоволь накряхтевшись, сел на жопу. Вокруг были всё те же пейзажи: лес и дорога.

Светало… Я что, провалялся тут всю ночь? Походу да. Видимо, споткнулся, уебался башкой в асфальт и уснул. Оно и немудрено, – уебаться в смысле, – в таких-то тапках. С ненавистью посмотрел на них: мерзкие резиновые хуесосы валялись в шаге от меня, злорадно улыбаясь своими ебучими петличками. Схватил одного и принялся яростно хуячить об асфальт, периодически поглядывая на второго: пусть смотрит, пусть видит, как страдает его охуевший дружок…

– Ну и кто тут теперь, блять, смеётся?? Кому тут, сука, смешно? А??? Что не смеёшься?? Не смешно нихуя стало??? Иди сюда!

Схватил второй тапок и принялся хуярить об асфальт уже обоими, словно обезьяна пойманными белками.

Отхуярив обоих как следует, натянул на ноги. Пидорасы жалобно скрипнули. То-то же, блять… Теперь можно и подумать, что тут произошло. И я не про избиение тапок: оно может кому-то и могло показаться странным, но только потому, что этот кто-то никогда, блять, не подвергался насмешкам ёбаной обуви. Это обидно. А подумать я хотел о другой ситуации: что это меня вдруг приглючило? Коридор какой-то, пулемёт…