Виталий Сертаков - Город мясников

Он больше не упирался ногами в колонну, а висел вниз головой, раскачиваясь, как мертвец. Перед спуском он выполнил мой приказ, закрыл шлем и опустил забрало, поэтому я не мог видеть его лицо. Только кривое зеркало шлема, в котором отражались десятки огоньков.

– Деревянный! Старший стрелок Кадмий, ответь, чтоб тебе!

– Что с ним, командир? Он, вообще, живой?

Предметы в зале потеряли четкость. На мгновение мне показалось, что галдящий прокуренный ресторан опрокидывается сверху, грозя раздавить нас своим весом. Музыка стала тише, неоновые надписи размыло, словно я смотрел на них сквозь потоки ливня.

– Волкарь, глюк растет! Сюда уже лезет, гнида!

Я стоял боком к двери, поэтому не сразу понял, о чем мне кричит Бауэр. Глюк расширялся, сквозь дверь ближайшего лифта он просочился в коридор. Стену выгнуло, пластик треснул, из щели торчала капитель мраморной колонны. Лампы в коридоре тревожно моргнули. Мне показалось, что накренился пол.

С Деревянным произошла очередная метаморфоза. Он уже не висел на тросе, как дохлый червяк. Вроде бы я не выпускал его из виду, но не успел заметить, когда он успел опуститься на пол и взобраться на сцену. Он улегся прямо в скафандре на бородатого придурка, привязал его к себе и обнял, словно собрался делать со старцем любовь.

– Бауэр, тянем! Он захватил его!

Я зажал трос рукавицей, напрягся изо всех сил, Бауэр тоже схватился двумя руками. Сообща мы одолели первые дюймы. Мокрик глядел на нас из лестничного проема изумленными глазами.

Я никогда не сталкивался с таким нелепым глюком и совершенно не представлял, как стихия себя поведет. Стихия вела себя более чем странно. Мы отмотали первые два фута; глубоко внизу Деревянный в обнимку со стариком оторвался от пыточного креста. Кандалы рассыпались, крест опустел. Старик поднимался вверх и кружился, раскинув тощие конечности. Мне показалось, что не так давно его борода была намного темнее и короче. А сейчас она длинной белой сосулькой повисла, закрыв ему лицо.

Оркестр играл, но это были не разудалые мелодии ушедших лет, а скопище бредовых квакающих звуков. Зал ресторана сузился, искривился, стены выгнулись…

– И – раз! И – два! Держим, держим его!

Я перевел скафандр на максимальное охлаждение и все равно обливался потом. Бауэр скрипел зубами от напряжения. Он допустил огромную ошибку, когда попытался намотать трос на локоть. Потом он объяснял, что намеревался покрепче упереться ногами, но намерения своего так и не исполнил. Нас обоих рвануло с такой силой, что я мигом упустил только что отыгранные два фута, а Бауэра кинуло на меня, и трос дважды обмотался вокруг его плеча. Если бы парень не был в скафандре, руку бы наверняка перетерло до кости.

– Как твоя рука?

– Ничего, перелома нет. Пройдет… – Бауэр скорчил улыбку. – Волкарь, мы угадали, да? Смотри, глюк слабеет, точно по нему из органа шарахнули. Волкарь, кажется, мы захватили верного кадра, да?

– Да, кадр именно тот, – выдавил я, отвоевывая у глюка очередной фут.

Деревянный угадал верно. Чем ближе мы подтаскивали дряхлого медика к активной границе глюка, тем слабее становились фантомные искажения. Колонна в коридоре растаяла, в дыре торчало пористое одеяло утеплителя. Слова «Хижина рыжей Ло» слились в оранжевую полоску, паркетный пол ресторана потемнел, танцовщицы затихли, умолк шум голосов. Яркая цветная картина превратилась в убогий плоский набросок карандашом.

Но Деревянный не откликался.

Кое-как мы восстановили равновесие, и работа пошла более успешно. Мы хором вскрикивали, дергали трос, прижимались, наматывали дюйм за дюймом, но, когда Деревянный и старик очутились совсем рядом, глюк сыграл с нами очередную шутку.

– Назад! Волкарь, ослабь! Ааа-ах, отрыжка кита!

Я тоже уперся ногой в косяк, чтобы компенсировать нагрузку, выпавшую на долю Бауэра. Трос дернуло с такой силой, что я не устоял. Нога, которой я упирался в косяк, соскочила, и я едва не полетел вниз. Меня кто-то схватил поперек живота и удержал на самом краю.

Это был Мокрик. Как свойственно аналитику, временно переведенному для прохождения боевой практики, младший стрелок Бор одновременно совершил героический поступок, спасая своего декуриона, и грубое нарушение устава. Он бросил порученный пост и бросил на посту заряженное оружие.

Трос ослаб. Мокрик дернул еще раз, и мы вместе обрушились на пол. Бауэр стонал, обнимая левой рукой правую. Я никак не мог разглядеть, что же происходит там, внизу. Деревянный молчал.