Роберт Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали

Геру Лом свернул на юг, пытаясь сберечь, сколько сумеет. Двое Сыновей Войны сражались между собою, один был почти полностью уничтожен, второй перешел на сторону Фургонщиков. С Отцом Войны остались лишь Кайлео Гину Лавьё и личная гвардия. Никогда еще не был он слабее, чем теперь.

Вести по лагерю расходились быстро, а эта была – из важнейших. «Идем, – гласила она, – обозы все еще сходят с гор, свежие силы, люди рвутся в бой; теперь на нашей стороне и сахрендеи, и Волки, и Ласкольник, соберется сорок тысяч всадников, пятнадцать тысяч колесниц и столько фургонов, сколько не видывал еще мир. Идем! Раздавим змею, притаившуюся в Степях! Закончим историю!»

Но Ласкольник сказал: нет. Фургонщики должны закрепиться на возвышенности и не двигаться отсюда – такова воля империи.

На вопрос, отчего воля империи должна быть для них значима, кха-дар ответил, сгибая три пальца.

Во-первых, у нас все еще ваши лошади и скот.

Во-вторых, я и мои люди не поедем.

В-третьих, мы помогли вам, давали вам укрытие четверть века и позволили пройти через горы.

Ваша очередь ответить нам взаимностью.

– Не понимаю, – повторила Кайлеан. – Надо нам его добить.

Кошкодур коротко, без следа веселости, рассмеялся.

– Политика, – скорее выплюнул, чем произнес он. – Может, кое-кто полагает, что лучше иметь в окрестностях несколько меньших банд, которые станут сражаться между собой, чем одну большую. По крайней мере я так думаю. Лучше, чтобы на Востоке, в Степях и на возвышенности, было несколько главарей. Если Фургонщики и Дирних раздавили бы се-кохландийцев, кто захватил бы власть? Верданно, ездящие фургонами и сражающиеся в колесницах, сильны – но силой вола. Медленной и спокойной. Верданно на лошадях могут превратиться в… – Он искал определение получше: – В волков. Настоящих. Новая сила, которую ничто не удержит.

Она поняла.

– Разве что на Востоке будет другая сила?

– Именно. И даже две. Взбунтовавшийся Совиннен, которому придется ходить под империей, потому что без помощи и торговли он не продержится и месяц, и Йавенир, – а наверняка вскоре его преемник, – жаждущий мести, но слишком слабый для открытой войны. Треножник – это устойчивое седалище. Мир на нем можно возвести на длительное время.

– Ты пил и теперь превратился в плохого поэта?

– Нет. Я видел Анд’эверса. Он поседел. Полностью поседел, словно кто ему возраст удвоил. Не говорит и слова.

– Да. Я знаю.

Она видела дядю только раз. Это было после того, как он, говорили, час голыми руками копался на пепелище. Кайлеан полагала, что это пепел так окрасил его волосы. Тогда он обнял ее без слова и подал траурные ленты. Прибила она к фургонам три. Дет’мон, Рук’херт и Кей’ла. Первый погиб, прикрывая отход каравана, второго копье Наездника Бури ударило в спину при резне, начавшейся во время последней кровавой схватки. Но Кей’ла… Фургон, в котором она лежала после чудесного спасения, полностью сгорел. Во всем лагере к бортам повозок прикрепляли ленты с ее именем. Из шатра выглянула Дагена:

– Кайлеан, войди. Ты тоже, Сарден.

Она медленно поднялась, отряхнула штаны и, склонившись на входе, исчезла в полумраке. Кошкодур вошел следом. В шатре сидел Ласкольник, рыжеволосый лейтенант, Даг, Лайва и двое людей, которых Кайлеан видела впервые в жизни. Офицер, не прекращая говорить, кивнул ей.

– …мы шли за тем мальчишкой целый день. Порой он исчезал, словно входя в скалу, иногда выныривал из тени, но все время вел в одном направлении. А потом побежал к какому-то холму, где воздух сгущался, словно черная пыль вставала плотными колоннами. Мы пошли за ним, и это было… как дыхание Госпожи Льда пронзало нас навылет. Распад и мороз. А потом мы выскочили здесь, на поле битвы.

Кеннет повернулся в сторону тех двоих чужаков и холодно улыбнулся:

– Четвертый раз я это повторять не стану.

Один из мужчин, худой и седоватый, ответил усмешкой же:

– Я вас уверяю, лейтенант, что, если возникнет нужда, вы повторите это и тысячу раз.

– Правда?

Они столкнулись взглядами, но, пока не дошло до более резкого обмена мнениями, Ласкольник откашлялся:

– Этого хватит, совпадает до последнего слова с тем, что говорили мои люди.

Стражник сделал движение, словно намеревался подняться.

– Посидите. То, что будет здесь сказано, касается вашей роты больше, чем мне хотелось бы, и, возможно, что без этих слов вы не проживете и месяца. – Тон кха-дара был легким, но Кайлеан знала его слишком хорошо, чтобы знать: он не шутит.