Мэттью Фаррер - Перехламок

Нет. Не терять концентрации. Через секунду мы резко остановились, Урделл присел и сделал нам жест держаться подальше. С комом в горле я попятился и стал смотреть, что он делает.

Теперь я понял, почему впереди шел Урделл, а не крысокожий. Нажимная пластина, скрытая под обломками, по которым мы вот-вот бы прошли, стала ясно видна, только когда он посветил прямо на нее голубым фонарем и показал пальцем. Сам бы я ее ни за что не заметил. Бегущий-Касаясь-Теней выдохнул. Значит, не я один впечатлился.

Урделл наполовину повернулся к нам и согнулся, странно расставив руки и ноги; через миг я понял, что в такой позе он расправил свой плащ, чтобы голубой свет не было видно никому, кроме нас. Он указал на меня пальцем и сделал еще пару жестов, пока я не понял, чего он хотел, и отвязал от руки одну из изоляторных прокладок, чтобы подержать фонарь вместо Урделла. Он сгорбился, а Бегущий-Касаясь-Теней выпрямился ‒ почти полностью, он был невысокий ‒ и осмотрелся вокруг через тепловидящий монокль.

Руки Урделла задвигались так же быстро и уверенно, как мои, расчистили пластину, чтобы он мог добраться до подвижного спускового механизма, а потом аккуратно поймали его, чтобы он не смог опуститься и замкнуть цепь. Он качнул головой, показывая мне, где находились замеченные им осколочные мины, втиснутые в полости между обломками. Я содрогнулся, Делакью ухмыльнулся в ответ. Потом он вытащил из-за ворота плаща столь же черный капюшон, натянул на голову, забрал фонарь, и мы снова двинулись в путь.

Это была только первая. Мы нашли еще одну мину, скрытую под пылью, а потом растяжку, которая должна была скинуть нам на головы парочку токс-бомб, вроде тех, что у падалюг. Трижды мы обнаруживали шипы ядовитых кристаллов, собранные с берегов химических прудов и спрятанные в наносах пыли. Они были так заточены, что легко пронзили бы сапог. Урделл разбирался с ловушками, а Бегущий-Касаясь-Теней, ориентируясь на инстинкт, вел нас подальше от мест, где обломки лежали так густо, что ловушку там не разглядеть, или могли легко поддаться под ногами, выдав нас звуком.

Казалось, миновало несколько часов, прежде чем Бегущий-Касаясь-Теней вывел нас на край большого провала. Мы уже какое-то время шли не по верху туннеля-дороги: теперь мы находились над гигантскими ямами и лесами опор, которые поддерживали эту часть подулья. Я сглотнул, выглянув через край. Внизу виднелись полы и мостки, но в некоторых местах пропасть просто уходила все глубже и глубже. Я подумал, что можно упасть отсюда и в конце концов бултыхнуться прямо в Отстойник. А потом отмахнулся от этой мысли, как от ядовитого насекомого.

Провал, над которым мы стояли, как и утес из скалобетона и балок, возвышающийся в его середине, назывался Зеркал-Укусом. Утес этот был почти полностью покрыт корками химических кристаллов, которые так часто встречаются в подулье. Они отражали свет и были остры, как бритва, так что могли нанести глубокую зараженную рану, не хуже, чем от зубов летучих мышей-падальщиц, что в огромном количестве населяли глубины пропасти. Поселенцы, которые впервые здесь обосновались, обнаружили это довольно быстро, вот и приклеилось такое название.

Вершину утеса венчал не один город, а целое лоскутное одеяло поселений, хотя я не понимаю, как вообще кто-то может жить среди всей этой устрашающей пустоты. По сути, в большинстве своем это были просто большие укрепленные норы, вроде Каплепада, Дыры Хэнсона и Уклона, скопления домишек и хижин, жмущиеся к осыпающемуся скалобетону, тянущиеся вдоль гигантских горизонтальных опор или вырубленные в самом скалобетоне. В каждой обитала одна или две семьи, и жили они тем, что собирали урожай с плесени и паразитических растений на каркасе утеса, который шел на производство их знаменитого самогона. Отсюда я мог различить навесы от пыли, очаги и баки для выращивания водорослей, грибные огороды, бродильные чаны и сами дома.

Участок потемнее, в низком углу вершины, был Дырой Хэнсона. Я смог его разглядеть только благодаря слабому гнилостному свечению из-под гущи восковых грибов высотой в человеческий рост, что росли неподалеку.

На дальней стороне высокого обломка пилона находился Каплепад, где с каждого здания ярко светили белые прожекторы, бросая вызов темноте. Уклон представлял собой безумный клубок опор и перекладин, соединяющих пару широких мостков, который вечно разбирали и перестраивали. Каждая перекладина носила ошейник из заборов и ворот, которые ограничивали их территорию, а надстройки внутри были, как мехом, покрыты слоем выращиваемого жителями лишайника.