Василий Гавриленко - Постапокалипсис

— Ну, давай, — как будто нехотя, согласился я.

Мы вцепились в труп. Вот так тяжесть, черт подери!

Игрок на мгновение замер на боку и перевалился на спину. Несмотря на свою прожженную шкуру, я вскрикнул, как мальчик, и отпрянул, упав в сугроб. Марина взвизгнула и отшатнулась.

Лица нет. Есть бесформенный, зеленоватый комок, покрытый бледными волосками; в недрах комка скрываются волчьи глаза, а широко разинутая пасть обнажает звериные клыки.

Не сговариваясь, мы побежали к лесу, застревая в снегу. Прочь, прочь отсюда.

— Погоди, Андрей, не могу, — взмолилась Марина. Уткнулась в толстый ствол березы и, обняв дерево, замерла, тяжело дыша.

У меня прилип к спине свитер. За всю свою игру с Джунглями я никогда не убегал от страха . От страха, сросшегося с инстинктом.

— Что это было? — выдохнула Марина.

Стараясь восстановить дыхание, я пробормотал:

— Не знаю. Похоже, мутант…

— О, Боже! — девушка прикусила губу. Мне казалось, она сейчас заплачет.

Худо-бедно привыкший к уродству природы и животных, человек, столкнувшись с уродством себе подобного, содрогается.

— Какая-то ошибка, случайность, — проговорил я. — Все из-за проклятых зеленых луж…

Марина вытерла глаза. Какая ты все-таки плакса!

— Зачем он лез к нам?

Я вспомнил пасть, полную острых зубов, содрогнулся.

— Может быть, башня была его убежищем, а я припечатал ему между глаз, — пошутил неуклюже, не желая пугать и без того дрожащую девушку.

— Хорошо, что припечатал.

— Хорошо? А где же твой нюх на несправедливость?

— Хорошо, что припечатал, — повторила Марина, отпуская березку. — Пойдем скорее отсюда.

Негустой, но цепкий подлесок мешал идти; с деревьев время от времени падали сухие ветки. Пахло хвоей и свежим снегом.

В животе у меня заурчало… Нужно найти еду. Вот и Марина едва переставляет ноги…

Прошагали еще немного и девушка, обессилив, опустилась на выкорчеванное бурей дерево.

— Погоди, Андрей, передохну.

Я присел неподалеку. Знобило: на голодный желудок утренний холод пробирает намного сильней. Нужно добыть мяса. Нужно убить тварь.

По снегу, пересекаясь и дробясь, рассыпались цепочки следов, — все следы старые, припорошенные, едва ли стоит идти по ним. Хотя…

Я поднялся.

— Сейчас приду.

— Я с тобой.

Спорить не было ни сил, ни желания.

Следы крупной твари — довольно свежие, не позже вчерашнего дня. Тварь приволакивает заднюю ногу, иногда падает в снег — здесь остались оплавленные по краям ямки. Но крови ни в ямках, ни по следу нет — значит, животное не раненое, а старое.

Косматая туша лежала у ветвистого дуба. Подходя, я с радостью отметил: брюхо животного вздымается и опускается — не придется есть мертвечину.

Учуяв нас, тварь задергалась, пытаясь подняться. Желтый глаз мутно следил за мной. Поколебавшись мгновение, я с размаху вонзил заточку в жирный загривок — животное негромко рявкнуло, щелкнули челюсти, лапы царапнули дерево.

— Ищи дрова, — приказал я.

Шкура была толстая и прочная, — стоило немалых усилий надрезать ее. Прямо под кожей — слой вонючего желтого жира: тварь и вправду оказалась очень старой…

Наконец, я, освежевав тушу, добыл кусок жилистого мяса. Обернулся. Марина натаскала дров — чего-чего, а этого добра здесь навалом.

Соорудив конусообразный костер, я потянулся за зажигалкой. Выругался.

— Ты чего? — вскинулась Марина.

— Зажигалку похерил.

Лицо Марины вытянулось:

— Что теперь делать?

Раздражение заворочалось во мне: потерять зажигалку — раньше такого со мной не случалось!

— Что делать? Жрать — вот что делать! Мы в Джунглях.

Я отхватил заточкой приличный кусок мяса и принялся рвать его зубами, чувствуя, как кровь течет по подбородку, сухожилия режут десны.

Посмотрев на меня, Марина взяла заточку… Она ела сырое мясо, едва-едва удерживая рвоту. Губы, щеки и подбородок вымазались в красное.

— Чего уставился?

Я отвернулся. Даже сырое мясо прибавляет сил, струится по венам, кормит Теплую Птицу. Мы сможем продолжить путь.

Сломанная башня осталась позади. Я шел легко: лишь слабые отголоски вчерашнего падения изредка подкатывали к голове, в глазах темнело, но ноги-руки были послушны, кости не болели.

Город еще не отпустил нас: прямо в лесу попадались заросшие бурьяном развалины домов; автомобили, сквозь зияющие дыры которых видны омытые дождями кости; попадались и зеленые лужи, прячущиеся в зарослях деревьев, — лопаются изумрудные пузыри, и облачко едкой хмари струится коварной змейкой…