Василий Гавриленко - Постапокалипсис

— Все эти люди, — проговорил я, подавляя тошноту, — они мертвы?

— Они спят, — сказал отец Никодим, — так же, как спал ты, я, вот он, — кивнул на автоматчика. — Лорд-мэр приказал собрать их со всей резервации. Время от времени они просыпаются и пополняют Армию.

— Так долго?

— Что — долго?

— Так долго спят?

— Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу, эти вот заспались…

Автоматчик негромко хохотнул.

— Стрелок, — обратился к нему отец Никодим. — Дозволь нам с конунгом осмотреть теплицу.

— Но, ваш крест…

— Туда — назад. Видишь, Ахмат хочет знать, как все устроено.

Глава ОСОБи взглянул на меня.

Автоматчик с явной неохотой пропустил нас за стеклянную дверь.

Едва различимый запах тления витал в воздухе. Значит, не все в теплице — спят…

Отец Никодим повел носом и недовольно обратился к подошедшему работнику в робе, похожему на крысу, вставшую на задние лапы.

— Плохо работаешь, Епифанцев.

Глазки Епифанцева суетливо забегали.

— В чем же дело, ваш крест?

— Как в чем? Ты что, не чуешь — мертвечиной разит?

Епифанцев втянул воздух: крылья тонкого горбатого носа расширились, показав в ноздрях кустики черных волос.

— Не чую, ваш крест.

— Ну, так я тебе говорю.

— Ваш крест, овощей много, трудно найти дохлого.

Я догадался, что овощами работник теплицы называет спящих людей. Среди них больше мужчин, но встречались и женщины, одна, — рыжеволосая, лежащая на нарах нижнего яруса, привлекла мое внимание. Я приблизился. Чем-то похожа на Марину. Да, волосами. Я взял рыжую прядь: у моей женщины волос мягче, нежнее.

Тяжелая рука легла на плечо. Я обернулся.

— Что, Ахмат, понравилась? — отец Никодим подмигнул. — Пришлю к тебе, если проснется.

— А сны?

— Что?

— Снятся ли им сны?

Отец Никодим задумался.

— Наверное, снятся. Нам всем снятся.

Я представил: бесконечный сон, вроде того, про казнь Серебристой Рыбки. Мурашки побежали по телу.

Овощи!

Темнота и лабиринт, наполненный страхами, радостями и болями. Лабиринт, построенный на обломках памяти, в который не войти, из которого не выбраться.

Овощи не видят снов.

Что-то начало расти внутри меня — вся моя жизнь в Русских Джунглях набухала, как овощ.

— Просыпайся.

Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.

— Просыпайся! — заорал я и ударил рыжеволосую женщину по щеке. Даже краткое соприкосновение передало холод ее тела.

Блуждающие в лабиринте. Ау! Сюда! Выход здесь!

— Просыпайтесь.

Я побежал вдоль нижнего яруса.

— Просыпайтесь!

Отец Никодим что-то крикнул.

Стена. Я остановился. У лабиринта нет выхода.

— Ахмат!

Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью выступивший пот.

— Посмотри-ка, Ахмат.

Рыжеволосая женщина сидела на нарах, тараща на нас непонимающие глаза. Ее губы пошевелились (синеватые, тонкие), но не издали ни звука.

— Черт подери, — сказал Епифанцев. — Впервые такое вижу.

— Что такое? — обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не угасла улыбка.

— Впервые вижу, чтобы овоща разбудили, ваш крест, — работник теплицы вытер взмокшие ладони о серую ткань робы, — обычно они либо сами просыпаются, либо вообще не просыпаются.

— Не думаю, что ее разбудил Ахмат, — задумался отец Никодим. — Скорее, просто настал ее час. Эй.

Он помахал рукой перед глазами женщины. Та не среагировала.

— Бесполезно, ваш крест, — ухмыльнулся Епифанцев. — После пробуждения овощу надо дней пять, чтоб оклематься. Бывают, конечно, исключения, но эта явно не из них.

— Хорошо, Епифанцев, вызывай людей. Пойдем, Ахмат.

Мы направились к стеклянной двери. Отец Никодим обернулся.

— Да, и еще, — он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах женщину. — Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.

Епифанцев почтительно закивал головой.

На последнем этаже башни дверь с лестничной клетки была металлической, а не стеклянной, и у нее дежурили сразу два автоматчика. Отец Никодим кивнул одному из них и тот, выудив из кармана длинный ключ, отпер дверь. Мы вошли. Дверь с лязгом захлопнулась.

Широкий полукруг стены украшали потускневшие, но все еще яркие рисунки. Дети пускают воздушного змея, играют в мяч, сидят за партами. Похожие рисунки — на высоком потолке.

— Ахмат, — негромко сказал отец Никодим (похоже, здесь он почувствовал себя неуютно). — Постарайся не выкинуть коленец, как в теплице. Я, конечно, все понимаю, но Лорд-мэр — это не овощи, которых нужно будить.