Джеймс Мур - Чужой. Море Печали

Было такое чувство, словно не только нога, но все его тело висит в воздухе.

– Так, парни, я сейчас, кажется, вырублюсь, – сказал он не своим голосом.

Марковиц кивнула и стала рыться в чемоданчике с медикаментами. Хершель опустился на колени рядом с Рэндом и склонился так, что его лицо было в сантиметрах от лица Декера. Куда приятнее было бы, если бы это Марковиц так к нему наклонилась, но тут уж, как говорится, не до жиру.

Напряжение шло от Хершеля волнами, но его лицо оставалось совершенно невозмутимым.

– Все с вами в порядке, Декер, – сказал он, – хватит ныть. Все под контролем.

Декер кивнул. Говорить он больше не мог.

Воздух был затхлый и мертвый, но в темноте это не имело никакого значения. Они спали. Изредка один или двое просыпались на какое-то время, достаточное для того, чтобы обследовать окружающее пространство, а потом снова погружались в оцепенение.

Во время сна тратилось меньше энергии. Они становились очень слабыми, но продолжали жить. Только это было важным. Жизнь. Жизнь ради колонии.

Часто они чувствовали вибрацию с поверхности. Наружу выдвигались разведчики и видели бури, рвавшие в клочья окружающую среду, мощными ударами, словно молоты по наковальне, переделывавшие мир. Ярость стихии была одной из причин их сна.

Что знали разведчики – знали все.

Они устроили это гнездо для того, чтобы дождаться лучших времен. Когда появятся новые источники пищи и жизни.

Внезапно повеяло свежим воздухом. Совсем чуть-чуть, недостаточно, чтобы разбудить их. Но вот то, что появилось потом, все изменило.

Кровь.

Их органов чувств достиг запах крови, порождавший надежды. И хотя эта тень запаха сама по себе была слишком слаба, чтобы вывести их из спячки, случилось кое-что еще. Кремниевый канал, донесший до них воздух с запахом крови, принес нечто, против чего они не могли устоять – след врага.

Эта вонь врывалась в их сознание, проникая сквозь тайные полости и проходы, в течение десятилетий создаваемые ими в их оцепенелом существовании, и вызывала непреодолимое желание выйти из спячки и защищаться.

Они пришли в движение, и в движении осознали себя.

Осознав себя, они ощутили присутствие.

Их ненависть разгоралась.

И если бы пламя их ярости могло жечь, они сожгли бы весь мир.

Декер наблюдал, как ловкие руки Хершеля срезали с него штаны, обнажив зияющую кровоточащую рану в верхней части бедра. При мысли о том, что Марковиц увидела его таким, им на мгновение овладел иррациональный ужас. Нет ничего менее привлекательного, чем мужчина, оказавшийся совершенно беззащитным, а Декер в этот момент был слишком обнажен, и в прямом и в переносном смысле.

Но тут уж ничего не поделаешь. Марковиц занесла руки над раной, сперва притупив боль местным анестетиком, а затем тремя быстрыми уколами. Сначала Алан почувствовал холод, а потом все чувства пропали. Впрочем, это и к лучшему: он ощущал беспокойство медиков, когда те смотрели на его искалеченную ногу. Каких бы ужасов он себе ни вообразил, они, похоже, были с этим согласны.

Тем не менее эти двое продолжали действовать – быстро и очень сноровисто, что говорило о долгой совместной работе. Они общались друг с другом отрывистыми фразами и жестами, и каждый раз, когда в поле его зрения попадали их руки, Декеру казалось, что перчатки все обильнее покрываются кровью.

Рэнд тоже был рядом, вполголоса бормоча какой-то вздор; говорил Декеру, что с ним все будет в порядке, что он будет «в полном ажуре» – черт его знает, что это значило, – но Декер чувствовал, что его приятель врет.

Однако постепенно настроение медиков стало меняться, и он это тоже почувствовал. Что бы там они с ним ни делали, пока он пялился в небо, они явно начинали расслабляться. «А это хороший знак, верно же?» Возможно, это признак того, что они каким-то образом сумели справиться с травмой. Алан на это надеялся. Боли он больше не ощущал, но чувство, что он плывет куда-то, не исчезало. Декер облизал губы. Язык во рту как будто приклеился к зубам и небу.

Он наклонил голову влево, и поле зрения сместилось. Теперь вместо неба он смотрел прямо на Марковиц. Слегка наклоняясь над ним, доктор прикасалась к нему руками, и Декеру открывался прекрасный вид на ее грудь. Вот только рукава у Марковиц были красными почти по локоть, а рядом возвышалась целая гора пропитанных кровью марлевых салфеток. И выражение лица было такое серьезное, какого ему раньше видеть не доводилось.

– Ну, вот и все. Наконец-то!