– Дядя Арнольд и тётя Шарлин тоже всегда были честны с тобой.
– Да, но они не в счёт, мы мало общались.
– Алиса, послушай, если хочешь, я могу приехать к тебе прямо сейчас.
Девушка вытерла слёзы и огляделась вокруг. Взору предстали развороченные ящики комода, выпущенные «кишки» одежды из шкафов, россыпь всякой всячины по полу – бардак неимоверный.
– Нет. – ответила она. – Я действительно сейчас очень нуждаюсь в твоём обществе, но лучше я сама прилечу, если ты не против.
– Конечно, я не против, какие могут быть вопросы?
– Тогда, дядя Эдгар, я сейчас приведу себя в порядок, и – к тебе. И приготовь, пожалуйста, что-нибудь выпить, сегодня мы нажрёмся!
– Всё будет сделано, дитя моё, но такие слова тебе не к лицу.
– Я люблю тебя, дядя!
– И я тебя, Алиса. Жду у себя.
Девушка отключила связь, встала, глянула в окно и с улыбкой пробормотала:
– Дура я, дура. Ну, один бракованный попался, другой должен быть настоящим, как дядя Эдгар. Жаль, он старый, а то была бы идеальная пара. Хах.
Слова «никогда» и «вечность» порой становятся тождественны. По крайней мере, залитая реагентом старомодная повозка, выкрашенная в цвета такси, уже никогда не будет разморожена и всю оставшуюся вечность проведёт на высоком постаменте. Она стала частью монумента. Перед ней, облокотившись на дверцу, стоит улыбающийся таксист. Конечно, он из камня. Первым делом после возвращения Эдгар забрал его тело и кремировал, после чего заказал памятник, а точнее целую скульптурную композицию, занявшую то самое место, где рикшу настигла смерть.
По ссутуленной спине Эдгара, затянутой в чёрный плащ, никак нельзя было сказать, что человек, которому она принадлежит – герой, спасший мир. А он смотрел на замороженную повозку, на улыбающегося таксиста, но не видел их, а всё глубже погружался в мысли, которые заботили и угнетали его больше всего остального.
Откуда-то из-за деревьев к нему подбежала маленькая девочка лет восьми.
– Дядя Эдгар, дядя Эдгар, я папе цветов собрала на той полянке! Как думаешь, ему понравится? А почему ты жалеешь меня? Ой! Прости! Я же обещала не читать мысли, но у меня это само собой выходит!
Погода стояла ветреная и холодная, полностью контрастирующая с поведением девочки. Накрапывал мелкий неприятный дождь. Эдгар плотнее закутался в плащ.
– Это ничего, – сказал он и повернулся к малышке. – Главное, не злоупотребляй этим. Как мама?
Девочка заглянула в его глаза и увидела безбрежный океан тепла, предназначенный лишь ей одной.
– Всё ещё болеет. Я не понимаю, но такое чувство, что у неё в голове чёрное пятно, – ей трудно было подбирать слова, но она справлялась. – Врач думает, что это хорошо, что ты открыл на её лечение безлимитный счёт, но, скорей всего, уже поздно.
– Будем надеяться, что это не так, – сказал Эдгар и снова перевёл взгляд на монумент.
– А если мама умрёт, она будет вместе с папой на небе?
– Не знаю, дитя моё, возможно, – детская непосредственность порой смущала. – Но зачем об этом думать? Мама жива.
– Лучше бы они там не встретились, – сказав это, девочка стала максимально серьёзной.
– Это ещё почему?
– Ой, да это же все небеса трястись будут, когда она на него орать начнёт! У нас дома соседи порой стучали в стены, чтобы мама не ругала папу.
Эдгару пришлось прятать усмешку в рукав плаща, так как богатое воображение тут же ему живописало разборки на небесах до их натурального трясения.
– Эх, Алиса, – произнёс литератор и потрепал малышку по голове.
Звонок телефона показался крайне неуместным здесь и сейчас. Эдгар поднёс гаджет к уху.
– Правитель? – раздалось с той стороны.
– Да, слушаю.
– К сожалению, вся передовая медицина оказалась бессильна. Она умерла.
– Что ж, – Эдгар тяжело вздохнул. – Готовьте документы на усыновление.
Отключив связь, он положил гаджет во внутренний карман плаща, затем попытался спрятать глаза в созерцании окружающего мира, но у него ничего не вышло, он буквально чувствовал на себе буравящий взгляд маленькой девочки. Пришлось вернуть ей своё внимание.
– Мамочка уже на небесах? – спросила Алиса.
– Ты же знаешь.
– Я буду скучать по ней.
– Понимаю.
Эдгар взял малышку за руку, и они вместе пошли к правительственному электролёту, стоявшему метрах в ста на специально расчищенной для этого площадке.
Сильный запах озона бил в нос не хуже самого́ электроружья. Разряды этих адских плетей, как Майк называл их про себя, сверкали непрекращающейся чередой и наполняли воздух зловещим надрывным треском. Тут и там падали электрогранаты, но пока далеко от окопа, который занял молодой человек.
Читать дальше