Тридцать три несчастья (СИ)

За те секунды, что химера потратила впустую, сталкер успел заметить то, что дало ему надежду. Мимолетную, почти призрачную. Один из боков химеры почти от бедра и до груди пересекала бордовая кривая отметина, похожая на не до конца зажившую рану. Регенерация у твари стремительная, но в том месте толстая кожа была смята, и под шкурой торчали какие-то осколки. У него было несколько секунд. Стрелок уперся локтем в пол, чтобы сползти пониже, и вслед за этим что было сил ударил каблуком по поврежденному месту.

На миг сталкера оглушило. Химера заверещала так пронзительно, что в ушах зазвенело, и смоляная кровь брызнула из открывшейся раны. Он выстрелил по глазам, пока морда твари маячила почти вплотную, а затем сам едва не потерял сознание от острой боли. Блестящие от крови, длинные, как ножи, когти, с кошмарным звуком вышли из его живота.

Как сквозь пелену Стрелок наблюдал за тем, как химера мечется по залу, а потом она с шумом сбила один из стеллажей. Ржавый металл заскрежетал, накренился, и конструкция упала на землю, накрывая собой тварь. Пол дрогнул, но сталкер этого уже не почувствовал. Как не почувствовал он и того, как кто-то тряс его за плечи, а затем бережно поднял и понес куда-то. Онемение распространялось по леденеющим конечностям, и только рану жгло. От нее исходило нехорошее, болезненное тепло. Мутная рыжая темнота перед глазами куда-то плыла, и вдруг совсем исчезла, сменившись серым небом. Холодный ветерок остужал кожу.

С трудом сумев сфокусировать взгляд, сталкер понял, что полусидит у стены, а Шрам, склонившись совсем близко, закрывает его рану.

– Покажи, – слабо, но настойчиво попросил он.

Наемник неохотно, очень медленно приподнял ладони с его живота. Горячая кровь ручьем стекала по ладоням, капала на плащ, ее следы оставались на земле. Как же много ее вытекло! Алая лужа стремительно расползалась вокруг. Увидев, что было под пыльником, сталкер тяжело вздохнул. Едва Шрам снова попытался закрыть рану, Стрелок дернулся и взвыл от боли, попутно отстраняя его руку.

– Дай мне перевязать!

Сдержав стон, сталкер повел головой из стороны в сторону. В знак несогласия. И печального сожаления.

– Посмотри сам... Это уже ничем не исправить, – чем больше он говорил, тем быстрее кровь заполняла рот. Стрелок сглотнул.

– Не говори, напарник, много. Нет ничего непоправимого, – в голосе Шрама впервые появилось отчаянье. Он не раз видел смерть, но единственный раз не желал признавать очевидного. Несколько кривых полосок пересекали живот и ребра, и видна была живая плоть в сквозных ранах.

– Уже не успеть, – кровь стекала на подбородок и пузырилась на губах. Ладонь наемника сжала ладонь сталкера, и он ужаснулся тому, какой ледяной она оказалась. Но Стрелок из последних сил сжал ее. – Спасибо за все, что ты для меня сделал.

Горло сдавил колючий ком, и Шрам ничего не стал отвечать. Он с величайшей осторожностью и всей нежностью, на которую был способен, прикоснулся губами к холодному лбу. В этот момент пульс, который он чувствовал под пальцами, оборвался.

***

Наемнику стало вдруг так одиноко, как никогда не было раньше. Но он все равно продолжал стоять на коленях рядом со сталкером. Нет, не так. Рядом с трупом. И сердце его сжималось от мысли о том, что впереди годы без него, и черная тоска застилала разум.

Не смог помочь, не сдержал обещания, не уберег от беды...

Шрам не помнил, что было дальше, последние несколько часов он провел, как во сне. Проваливаясь не то в беспамятство, не то в воспоминания, он снова и снова переживал прежнее время. Рыжий лес, и станцию, когда он гнался за Стрелком – тогда все было так понятно и просто, и в любой момент можно было остановить бешеный бег. А теперь – все. Поздно. Он один, и больше ничего не сможет изменить.

В сумерках наемник добрел до какого-то здания под Припятью, ничего вокруг себя не видя. Там он провел последнюю ночь.

А когда поднялся, чтобы идти дальше, по привычке протянул руку в пустоту – но никто ее не принял, и он не услышал знакомого бурчания, которое какой-то миг ожидал услышать.

Никто и никогда до этого дня не умирал в Зоне от горя.