Александр Мазин - Утро Судного Дня

Из майоров я прыгнул даже не в генерал-майоры. Выше.

Чин тайного советника соответствовал должности начальника Департамента. Или министра.

Причем я этот чин получил даже без представления, «автоматически». Просто потому, что Государь распорядился ввести меня в Совет. Правда, без права голоса. Но по Конституции даже «неполный» член Императорского Совета должен был иметь на погонах не меньше двух генеральских звезд.

Правда, до сих пор члены Совета сначала зарабатывали свои звезды, а потом удостаивались этой чести...

Теперь выше меня по званию были только девятеро действительных тайных советников, дюжины полторы генералов и сам Государь.

Словом, я внезапно оказался на вершине государственной пирамиды. Не скажу, что меня это потрясло. В последнее время я стал как-то иначе смотреть на пирамиду власти. Но к представленным в мое распоряжение апартаментам я отнесся очень положительно. Пожалуй, даже у деда не было таких роскошных хором. И такой многочисленной своры слуг. Хотя я был склонен думать, что дед от всего этого просто отказался. А я вот - не рискнул. Даже ради Даши, которой было трудно понять, почему ее теперь одевают, обувают и расчесывают две горничные.

Впрочем, Даша привыкла к этому даже быстрее, чем к необходимости надевать туфельки.

И я наконец познакомил ее с моей мамой. Признаться, я немного опасался этого знакомства. Мама у меня - человек довольно жесткий. Я бы сказал, даже подавляющий.

Но все обошлось замечательно. Во-первых, матушка моя была счастлива, что у нее наконец появится внук. Во-вторых, она смотрела Дашино выступление по гало. Маму ее пение очаровало. И не только маму. Дед оказался прав. Даша произвела фурор. Ее выступление за двое суток было повторено восемь раз. Причем дед организовал только три. Остальные каналы повторяли программу по собственной инициативе. Даша была во всех новостных лентах. Прошел слух, что она уже получила аудиенцию у Государя. И я был уверен, что слух этот организовал не дед. Дед устроил бы аудиенцию, а не слухи о ней распускал.

Однако Государю сейчас было не до искусства. В воздухе ощутимо пахло мировой войной. Китай наступал. Значительный кусок Азии был теперь под его протекторатом. В Запад-Европе шла гражданская война. Штаты вот-вот готовы были схватиться с Канадой, заявившей о своей солидарности с «Алладином». Индия «Алладин» поддерживать не стала, но заявила о своем недовольстве китайской экспансией. После этого Пакистан немедленно объявил себя союзником Китая... И лишился своей информационной сети и своего правительства раньше, чем его солдаты подступили к периметрам алладиновских баз.

В отличие от Китая, Пакистан к ведению информационной войны был не готов.

Китай спасать союзника не стал. Китай как всегда не торопился. Его космический корабль летел к Марсу уже третий день. И - никаких землетрясений, эпидемий и прочих проявлений «ифрита». Весь мир сейчас следил за этим полетом. Мир, который мог взорваться в любой момент. И если он взорвется, то достанется всем. Даже тем, кто старается держать нейтралитет.

- В Судный День никому не удастся отсидеться в стороне, - сказал мне дед. - Если твой «ифрит» никак себя не проявит, народ потребует от нас встать на сторону Китая.

- Государь так не считает, - напомнил я.

- Если бы Государь считал иначе, мы бы уже дрались, - сказал дед. - Обстановка в стране сейчас предельно напряженная. Моли Бога, чтобы твой феномен спонтанной деструкции не оказался липовым.

- Он такой же мой, как и твой, - возразил я. - И молить Бога о «ифрите» я не буду. По мне так надо прямо сейчас начинать антикитайскую пропаганду. Сам знаешь: на «Алладин» у меня зуб, но если мы сейчас его не поддержим, то Китай его слопает. А потом - нас.

- Выскажи все это на Совете, - проворчал дед. - И посмотрим, кто тебя поддержит, кроме Государя.

- Ты поддержишь, - сказал я.

- Не надейся. У меня на «Алладин» тоже зуб. Причем такой зуб, что ни в каком рту не поместится. А уж если окажется, что «ифрита» нет, то я лично сделаю все, чтобы развесить твоих «алладиновских» палачей на пальмах. Вниз головой, чтобы подольше мучились. Даже твоего Хокусая Танимуру не пожалею. (Дед не знал, что Хокусай меня спас.) А с Китаем мы позже разберемся. Сейчас главное - доверие народа сохранить. В этом сила России.

- Дед, ты только пафосом этим политическим меня не прессуй, - сказал я. - Сам же сказал: в Судный День никто не уцелеет.

- Я сказал: никто в стороне не отсидится, - проворчал дед. - А наша задача: с утра правую сторону выбрать.