Виктор Мишин - Я из Железной бригады

Отступление, как и в известной мне истории, состоялось. Оставили Польшу, часть Украины и Белой Руси, но вроде встали все же. Возвращался я через Москву, там проводился сбор таких, как я, бывших болезных. Но не зря я все же поминал того, кто выше всех нас. Едва обратившись к учетчику, подав документы, получил приказ ждать и никуда не уходить. Ожидание было долгим, но принесло свои плоды.

– Направляетесь в свою прежнюю часть, на вас, ефрейтор, выписан приказ и требование о содействии.

О как! Видимо, полковник Марков, а был я именно в его полку, не забыл меня? Нормально так выходит, неужели их благородия имеют память и чувство благодарности? Озвучивать мысли, конечно, не стал. Козырнул и спросил, куда и как добираться. Получив предельно четкие указания, двинул на выход. Через два дня сбор прямо на вокзале. Построение, погрузка в вагоны – и здравствуй, фронт.

Два дня в будущей столице будущего СССР я почти не гулял. Москва была почти неузнаваемой, да и современную мне я видел не так уж часто. Специфика моей службы была такова, что чаще бываешь в немного других местах, все чаще на природе. Прошелся до Кремля, поглазел, красиво, но суетно больно, всегда любил тишину и покой, мне любая деревня ближе, чем все эти шалманы для дармоедов. Ночевать пришлось в снятом номере гостиницы, денег, кстати, по выписке из госпиталя получил немало, вот и шиканул. А что, копить их, что ли? Я тут один, в госпитале пытались разузнать у меня о родных и близких, сказал, что ничего не помню. Удивился, что не стали делать запрос в часть, с просьбой сообщить о моих родных. Память даже проверять не стали, врачи как-то быстро сошлись на контузии и отстали, ну и я не напоминал. Зачем ворошить? Вдруг найдется кто-то из близких этого тела, что тогда? Ведь наверняка любой, кто знал здешнего Николая Воронцова, не узнают его в новом исполнении. Да, внешне я почти такой же, только стал стройнее и крепче, а вот внутри… В местных реалиях я еще поднабрался немного, лежа в госпитале наматывал на ус все, что вижу и слышу, но о семье-то ничего не знаю. Вот и тратил деньги так, как будто завтра меня не станет или появятся другие деньги. Да и что там за траты-то вышли! И гостиница, и походы в ресторан стоили совсем недорого, даже в условиях войны. В ресторациях понравилось, даже слишком. Благодаря кресту на груди, ни у кого не возникло желания не пустить меня в ресторан. Одежка была не тряпьем, а вычищенной формой, награда на груди, все это открывало двери, и я пользовался этим.

Понравились в ресторане именно еда и то, как проходит этот процесс. Слава богу, владение этикетом у меня было в крови, даже не напрягался. До армии, пока жил с родителями, был обучен всему, что нужно. Не смотрите, что семья военных, по крови предков я был не из крепостных. Хоть и не прямой потомок, но все же в роду кто-то с голубой кровушкой явно водился, наверное, какая-нибудь прапрапрабабушка согрешила. В семье было не принято об этом говорить, дед-то у меня из советских служак, скрывал происхождение, конечно. Правда, отец в это не верил, так и говорил мне, дескать, в тридцатые бы раскопали всю подноготную. Но и сам одновременно признавал, что могло быть всякое. А уж лично я всегда верил. Сначала мальчишкой был, и очень нравилась мысль, что кто-то из предков был дворянином. Позже, конечно, юношеский максимализм притупился, но мыслишки-то оставались. Просто у нас в роду все военные, причем прадед в гвардии служил и не рядовым, вот и думай, дворянин или нет? Да, знаю, что в двадцать первом веке многие заявляли о том, что у них предки дворяне, будучи самыми настоящими крестьянами, но я вот почему-то был практически уверен в этом.

До расположения части добирался очень долго. Выгрузив меня на какой-то замызганной станции, указали дальнейшее направление и все, добирайся как хочешь. Хорошо, что полк, да и вся дивизия вообще, стояли сейчас в обороне, и найти его будет несколько проще, чем если бы шло наступление или отход. Потопал пешком в указанном направлении, по словам сопровождающего в эшелоне, верст двадцать топать. Хорошо, что кроме еды у меня почти ничего и не было, легче идти.

Не пройдя и пары верст, услышал позади топот и, оглянувшись, увидел лошадь. Лошадка тащила небольшую телегу, кроме возницы, в ней никого не было.

– Здоров будь, служивый! Докуда топаешь? – еще не старый дедок снял шапку и поприветствовал меня.

– И тебе не хворать, диду, – отдал я честь, – до Бредневки иду, далече ли мне?

– Путь не близкий, но с полдороги тебе подсоблю. Сидай ко мне, – махнул дед рукой, указывая на место рядом с собой, а позже добавил: – Голодный?