Константин Калбазов - Вепрь

Далеко за полночь он все же умудрился задремать, но, видно, не судьба. Кто-то аккуратно, словно котенок, заскреб в дверь. Виктор подумал даже, что ему померещилось, уж больно осторожно и тихо скреблись. Спать с незапертой дверью дураков нет. Мало того, он и оружие, изготовленное к бою, держал при себе. Вот вроде уже ничего и нет. Нет, вот опять. Сам не зная почему, Виктор решил подыграть тому, кто за дверью. Правда, не забыв прихватить кольты. Мало ли.

— Кто? — встав рядом с дверью и держа оружие наизготовку, поинтересовался он.

— Я.

От этого «я» он едва не выронил из рук оружие. Слово было произнесено еле слышным шепотом из-за двери, но ничто не смогло изменить этого голоса. Не веря самому себе, он суетливо отодвинул засов и, слегка толкнув дверь, сделал пару шагов назад. Дверь отворилась до конца и тут же была закрыта, едва пропустив вовнутрь легкую фигурку в ночной рубашке, закутанную в просторную шаль. Смеяна! Она в любом наряде обворожительна и надолго приковывает взгляд, заставляя думать лишь о ней, а в этом…

— Не ждал? — понурившись, чуть слышно спросила она срывающимся голосом.

— Н… Гхм. Ты как тут? Случилось чего?

— Нет. Просто…

— Понятно, — вдруг начал злиться Виктор. Спроси его, на кого направлена та злость, он не нашелся бы, что ответить. Он был зол на нее, он был зол на себя и на весь белый свет в придачу. — Значится, слово боярское дорогого стоит. Да только и для меня оно не пустой звук. Сказывал же, плату серебром возьму.

— Глупый. Отец Небесный, какой же ты глупый! — вскинулась она, жарко зашептав. — И я дурында, коли раньше в себе разобраться не смогла. Думала, что Боян моя судьба, а как тогда силы в себе нашла сказать, так с того дня и покоя не ведаю. Люб ты мне.

— А как же Боян?

— И он люб. Но вы разные. И к тебе сердечко тянется, хотя и мыслю, что вместе нам не быть. Но уж одна ночь наша, и никто тебя у меня сегодня не заберет: ни дочка твоя, ни супруга покойная, которую по сей день чтишь. Мой. Сегодня — мой. Даже если погонишь, никуда не уйду.

Последние слова она говорила, уже прильнув к могучей груди и обдавая его своим жарким дыханием. Глухо брякнули выроненные пистоли, а руки сами собой обняли податливое тело. Разверзнись сейчас под ним земля, он и тогда не выпустил бы эту женщину. Ворвись сюда кто, и он не задумываясь убил бы любого. Он был готов уничтожить весь свет, если только кто попытался бы помешать им в этот момент. Сейчас на всем белом свете для него существовали лишь это мгновение и ОНА, столь желанная и наконец обретенная.

Карета плавно покачивалась, катя по мягкой полевой дороге и вздымая за собой пыль. Благо возница особо не погонял и кони шли легкой рысью. Будь иначе, пыли было бы столько, что она забила бы весь экипаж и дышать стало бы нечем. Впрочем, ее хватало и сейчас, поэтому время от времени раздавались чиханья.

В очередной раз чихнув, Смеяна вдруг вспомнила, как все же привольно путешествовать верхом. Там, конечно, пыли тоже в достатке, тем более что двигаться приходится в окружении боевых холопов, но зато тебя овевает вольный ветер и самочувствие много лучше, чем когда едешь в душной карете с поднятыми окнами. Опускать их никак нельзя, иначе пыли станет не в пример больше, настолько, что не поможет и появившийся сквозняк. К тому же сквозняк вреден для годовалого сына.

Мысль не смогла в достаточной мере задержаться на верховой езде и плавно свернула на дела насущные. Отец Небесный, за что ей это! Чем она прогневала Бога, что он послал такое испытание? Все верно. Прелюбодеяние — тяжкий грех, и с тем ей теперь жить до конца дней своих. Никто ей не сможет помочь. Видно, судьба такая.

Два дня после той ночи она жила, словно сама не своя. Едва появлялся Добролюб, ее сердце начинало петь, а на щеках сам собой загорался румянец. Оборачиваясь спиной, чувствовала его взгляд, и от этого у нее словно крылья вырастали. Когда же возвращалась в светелку, где лежал Боян, на грудь наваливалась непереносимая тяжесть и сердце начинало болеть от нестерпимой боли. Кто же из них дороже? Ответа на этот вопрос она не знала и сейчас.

К исходу второго дня в Астрани появился Угрюм. Боян будто ждал прибытия старшего брата. Ему как-то сразу полегчало. Поговорил с ним, а потом тихо отошел. В граде их теперь больше ничто не удерживало. Уже наутро скорбная процессия двинулась в обратный путь. Сердце Смеяны при этом разрывалось на части от охватившего ее горя. Одного любимого она везла, чтобы схоронить в родовой усыпальнице, второй был жив, но и его она потеряла на всю жизнь, потому как совсем скоро он направится за океан, откуда уже не вернется.