Айя Сафина - Падальщики. Книга 3. Испытание выживанием [litres самиздат]

– Никогда! – пообещала я.

И мы начали свой роковой забег, который в итоге привел нас туда, где мы находимся сейчас. Я лежу в гостинице посреди гор и превращаюсь в монстра. Калеб оплакивает мою смерть на Желяве в объятиях моей лучшей подруги.

Ни одному из данных в тот день обещаний не суждено было сбыться.

Как бы мы ни планировали, но меньше чем через год мы не стали жить вместе. Я вышла из медицинского блока полностью уничтоженной, обновленной, перешитой, как компьютер после ремонта. У меня сгорел жесткий диск, и я ничего не помнила. Потеря Томаса, болезненные травмы от ожогов сделали из меня ожесточенного уродца, чье сердце горело пламенем мести. Я ненавидела мир. Ненавидела людей. Ненавидела зараженных. Я была охвачена лишь одни желанием – излить свою ярость огнем, причинять боль и уничтожить заразу, что уничтожила мою жизнь.

Полковник Триггер увидел во мне этот огонь и сделал на него ставку. Она оказалась верной. Я с таким остервенением взялась за тренировки, что уже через три месяца меня определили новобранцем в отряды специального назначения. Но я и там продолжила свой забег. Ярость вела меня вперед, превращая в машину для убийств. Изливая свой гнев на мир, я лечила свою душу.

Я заставила себя забыть, что у нас с Калебом было нечто больше, чем дружеское общение. Потому что проявлять любовь, симпатию, привязанность мне было противно. Это все казалось ничтожным развлечением для слабаков, а у меня есть гораздо более важная миссия. Я прекратила всякое общение с Калебом, нарочито демонстрировала свое равнодушие, пока чаша его терпения не переполнилась – невозможно мучить человека бесконечно. И когда на горизонте появилась Бриджит, я успокоилась. Я отдала сердце Калеба в ее руки и спокойно продолжила свой путь мести, полностью вырубив в мозгу целую сеть нейронов (спасибо, Кейн, за термин!), связанную с Калебом.

Оно было к лучшему, потому что Тесса больше не была прежней. Его Тесса сгорела посреди керосиновых канистр в день, когда исчез Томас. В день, когда она осталась одна во всем этом бесконечно проклятом мире.

Я поражалась потенциалу человеческого мозга. Удивительным образом пережитый шок просто выключил все воспоминания о прежней жизни, словно я хотела отстраниться от нее, забыть, притвориться, что она была не моей и я ее не теряла. Я забыла о родителях, о Томасе, о Калебе, и начала все с чистого листа, уверенная, что в этот раз я сделаю все, как надо, и никто не отберет у меня мою жизнь.

Кто виноват в этом? Я, потому что решила забыть обо всем? Или Калеб, потому что перестал пытаться сохранить нас? Сейчас уже неважно. Факт таков, что все эти страдания были напрасны. Потому что Томас жив, а мир, оказывается, еще можно спасти. Получается, что я похоронила себя раньше времени. Томас прав. Я и сейчас хороню себя, когда еще не стала монстром. Уже готовлю себе гроб в виде плексигласового бокса. Что это? Отказ от надежды? Или рассудительное предвидение?

Почему я вспомнила обо всем сейчас? Наверное, факт того, что в данный момент я теряла свою человеческую жизнь, открыл во мне туннели памяти. Я лежала в глубоком кресле в «Зале тишины», вспоминая свою прошлую жизнь, в которой была счастлива. Да. В моей подземной жизни, полной лишений и боли, было место для счастья. И его было много.

Сегодня мозг вернул все, что я когда-то потеряла, потому что посчитал, что теперь я готова. Я нашла Томаса, узнала, как убить вирус и выиграть в войне, которая еще до недавнего времени казалась проигранной, и все барьеры между мной и воспоминаниями стали рушиться, потому что я поняла, что им просто нет оснований.

Все вдруг изменилось. Надо же. Я прожила восемь лет какой-то чужой жизнью солдата, которая мне даже не шла. Я была ученым до мозга костей, как родители, как брат, я должна была стать видным вирусологом, выйти замуж за бравого солдата Калеба, которого знала с детства, и родить детей, если бы была способна на это. Вот она моя жизнь. Ее я должна прожить.

Мне пора возвращаться. Пора домой.

Я даже села от этой мысли и напряглась всем телом.

Мне пора домой!

Желява на последнем издыхании, и я должна помочь ей выкарабкаться, как когда-то мой мозг помог мне пережить кризис. Я больше не боюсь обжечься. Я больше не страшусь боли. Я помню каждую секунду тех болезненных перевязок после глубоких ожогов, которые изуродовали меня, пока боль утраты уродовала мою душу. Но эта боль закалила меня, и теперь я исцелилась. Настало время помочь Желяве исцелиться.