Сергей Пузырев - Luminoforce [litres самиздат]

Монорельс прибыл на конечную остановку и издал протяжный гудок, извещающий пассажиров, покинуть вагоны. Зевнув, Артем поднялся со своего места и направился к выходу вместе с остальными пассажирами, которых с момента его посадки значительно прибавилось. Оно и неудивительно, подумалось ему тогда, конечная остановка монорельса находится во втором секторе, у самой границы с доками, и все эти уставшие люди, просто возвращаются в свои дома после долгого рабочего дня. Удивительно было то, как сильно они меняются, стоит им только ступить на землю своего сектора, который словно хищник питается их жизненной силой. Всего один шаг из вагона, и вот из цветущих и полных жизни людей они превращаются в унылых, лишенных ярких цветов зомби, которые, сутулясь, расползаются в разные стороны, скрываясь в свете тусклых фонарей Второго сектора. Печальное зрелище.

Стоило Артему выйти из монорельса, как кто-то тут же притянул его к себе, схвативши за рукав куртки, тыча какой-то бумагой в лицо.

– Конец близко! – возвещал хриплый голос незнакомца. – Скоро, очень скоро Небесный владыка призовет нас всех к суду! К справедливому суду! – мужчина перешел на крик. – И вознесутся праведные души в потоке света к небесам! И рухнут в пропасть грешники!

На этих словах незнакомец зарыдал, продолжая что-то бессвязно причитать, дергая Артема за руку. Люди успели покинуть платформу, и теперь они оставались там только вдвоем.

– Церковь Судного дня, – вновь оживился фанатик, уставившись на пойманную жертву. – Приходи к нам и найди спасение.

– Извините, – Артем с трудом вырвался из жилистых рук, и зашагал прочь, стараясь не смотреть в глаза незнакомцу. – Мне это неинтересно.

Катастрофа стала серьезным испытанием для существующих на тот момент мировых религий. Казалось бы, всеобщая трагедия должна была привести к всеобщему единению в минуты горести и отчаяния, но на деле всё оказалось иначе. Мировые церкви раскололись. Образовались новые течения. То тут, то там появлялись мессии-выходцы из традиционных вероисповеданий и объявляли себя главами новых церквей. Люди, потерявшие веру в традиционные религиозные догматы, именно в них находили для себя отдушину. Долгое время старые и новые церкви вели агрессивную борьбу за прихожан, прибегая порой к преступным методам вроде подкупа и шантажа должностных лиц, пока в дело не вмешалось государство. Часть новых церквей была разогнана, а их предстоятели осуждены. Конфедерация объявлялась светским государством. Представителям власти запрещалось публично высказывать свои религиозные взгляды в период занимания должности. Любое давление со стороны представителей конфессий расценивалось как уголовное преступление. Религиозные образования были приравнены к коммерческим организациям со всеми вытекающими для этого статуса обязанностями. Правда, в некоторых национальных кантонах традиционным религиям был присвоен особый статус, что было обусловлено их культурообразующей функцией. Время религиозного безумия прошло. Принятые меры остудили пыл тех фанатиков, для которых личная выгода и нажива стояли превыше духовных ценностей. Но никак не повлияли на пыл кого-то вроде прихожан Церкви Судного дня. Общин подобных ей насчитывалось несколько сотен. Они были разбросаны по всей стране и в целом были малочисленны. В большинстве своей граждане Конфедерации хотели верить в силу науки, а не веры.

«Но только не все», – думал про себя Артем, покидая ярко освещенную платформу монорельса. В его ушах стояли слова бабушки.

– Если бы Бог действительно существовал, – говорила она ему, – то не допустил бы Катастрофы.

– Но проповедник на улице сказал, что Катастрофа была наказанием за наши грехи, – отвечал ей мальчик.

– Ох, милый, – обычно после таких слов бабушка всегда гладила его по голове, – в таком случае я тем более не могу в него верить. Ведь получается, что Бог – сущий Дьявол.

Поездка с востока на запад через весь город несколько утомила парня. А тут еще этот фанатик. Усталость, которую совсем недавно он мог подавить силами своего возбуждения, возобладала и теперь медленно, но верно подчиняла его тело и сознание своей воле. И всё же возвращаться домой было рано. Не для того он проделал весь этот путь.

Он мало что помнил из своего детства. В основном это были обрывочные и размытые воспоминания больше похожие на сон. Но были и те, некоторые фрагменты прошлого, что оставили после себя четкий и яркий след в его памяти.