Анна Ветлугина: Свидетели Чистилища [litres]

Скажи спасибо, не убили.

Короче, к концу нашего давыдовского выживания осталась одна тетя Шура девяностолетняя (если, конечно, мы со счета не сбились, ее возраст определяя). Она шутила, что у нее все искусственное – зубы, суставы, хрусталики в глазах – и ей придется жить вечно. И правда. Даже, можно сказать, не болела она. Просто однажды не проснулась, и все.

И тут я стал бояться за брата. Совсем он помрачнел. Да и я, если честно, затосковал без постоянной тети Шуриной болтовни.

В довершение ко всему склад вдруг затопило. Видимо, грунтовые воды какие-то прорвались сквозь усталый советский бетон. Консервы выжили, хоть и заржавели, но их уже совсем мало оставалось. А крупа – наше основное пропитание – превратилась в куски несъедобной плесени.

И вот тогда Жорка решил выйти наверх, разведать, что да как. Костюм себе сшил из резиновой лодки – там, в супермаркете, был рыболовно-туристический отдел.

Мне запретил наверх даже соваться. Когда я провожал его – было ощущение, будто человека в прыжок с двадцатого этажа отпускаешь. Но он вернулся. Раздобыл в местной школе, в кабинете НВП, три противогаза и счетчик Гейгера.

Потом, через некоторое время, еще раз сходил. И объявил, что мы должны переселяться. Оказывается, в соседнем Куровском, где, собственно, Жорка и обосновался до войны, есть какие-то скифские могильники, и в них живут люди, чуть ли не сто человек. А главное – что на поверхности уже не так ужасно. Хотя костюм мне тоже нужен.

До Куровского километра три всего было, тем не менее я их еле одолел, хотя Жорка меня все эти годы (скорее, по привычке) заставлял гимнастику делать, в спарринги со мной вставал регулярно. Но это не самое плохое.

В могильниках очень стремно оказалось. Я вообще поначалу не понял, как они выжили: входы были похожи на лисьи норы, как попало забитые чем придется – досками, листовым металлом, монтажным герметиком, пенопластом, оргалитом. Я реально первое время пристально всматривался в своих новых соседей, пытаясь обнаружить анатомические отклонения: лишние пальцы, перепонки какие-нибудь, вертикальные веки или даже хвосты с рогами. Ну потому что не могут не сказаться на человеческом организме годы, проведенные в месте, куда и зараженная пыль с поверхности может попасть, и талые воды, и дожди! Потом плюнул, махнул рукой. Хрен их знает, может, раньше эти лазы были более укрепленными и защищенными от радиации. Или радиоактивный след прошел стороной. А даже если и нет, даже если кто-то из жителей прячет под одеждой последствия мутации, то это еще не повод шарахаться от каждого встречного. Но близких знакомств я старался не заводить, держался по возможности в стороне. Работу, какую требовалось, выполнял, а для задушевного общения мне Жорки вполне хватало.

Выяснилось, что под Куровским имеется целая сеть подземных ходов, причем их три вида: собственно могильники эти скифские, их археологи перед войной обнаружили. Затем каменоломни очень старые. И промышленные подземелья под меланжевым комбинатом, похожие на то, что под Давыдовским заводом.

Меня напрягало, как выжившие в этих трех локациях (даже в четырех, потому что могильников два было и какое-то время они существовали абсолютно изолированно) друг друга воспринимают. Будто не в одном городе раньше совместно проживали, а на четырех разных континентах: культура, манера общения, даже, прошу прощения, личная гигиена – ну все отличалось! Но мы с Жоркой присоединились к жителям большего по размерам Могильника к тому моменту, когда в Куровском несколько группировок стали явлением незыблемым. И группировки эти были одна другой неприятнее.

Во-первых, старообрядцы из второго Могильника. Не такие тихие, к каким мы привыкли, гостюя у тети Шуры с тетей Аней, а очень пафосные, особой закваски. Образовались якобы при Иване Грозном от польских пушкарей. Типа, люди первого сорта, которых Бог лично выбрал и спас. Ходили они в льняных балахонах, а женщины еще и белые косынки носили, явно из застиранных простыней нарезанные. Смешно это выглядело в реалиях постапокалипсиса, но их уважали, хотя и не любили. Меж собой мы звали их крысоедами, потому что вот так им не повезло: если в нашем Могильнике в самом начале нашлись умные люди, которые прихваченных с собой кур не на суп пустили, а на развод, то у староверов из живности лишь крысы пережили Катастрофу – они-то и стали основным продуктом в рационе бедолаг. Благо, размножались быстро.

Во-вторых, по слухам, где-то в окрестностях Гуслицкого монастыря (а то и в нем самом) имелись язычники, которые поклонялись волкам-мутантам, но мы с Жоркой за четыре года ни разу их не встретили. Вот их-то жители Могильников просто ненавидели. А про волков ходили слухи, что они размером с лошадь и роют норы, так что и в подземелье достанут, если захотят.