Александр Башибузук - Каторжанин [litres]

Ну а дальше начались уж вовсе чудеса чудесные.

Только я прилег на койку, как раздался осторожный стук, дверь отворилась и пара солдатиков втащила в камеру тяжеленный дубовый стол с резными ножками. А следом за ними на пороге появился напомаженный щеголеватый официант в белоснежной куртке, тащивший за собой столик на колесиках, уставленный до предела судками и бутылками. Я молча уставился на него – слишком уже неожиданным оказался визит.

Официант сдержанно, но почтительно поклонился, жестом фокусника извлек откуда-то скатерть, с хлопком раскрыл ее в воздухе и виртуозно застелил стол. После чего отточенными движениями начал сервировать стол, при этом с французским прононсом комментируя блюда:

– Уха монастырская, тройная… Рябчики а-ля натюрель… Расстегаи с визигой… Консоме…

Закончив с сервировкой, он застыл рядом с перекинутой через согнутую руку салфеткой.

Я окинул взглядом великолепие на столе, а потом поинтересовался у него:

– Ты, братец, часом, камеры не перепутал?

Официант плеснул из завернутой в салфетку бутылки в бокал, после чего уверенно ответил:

– Ни в коем случае, господин Любич.

– А кто распорядился?

В ответ парень лишь пожал плечами: мол, не велено говорить.

– Ну раз так… – Я взял бокал со стола. – Тогда передай сей загадочной персоне мою искреннюю признательность.

Еда оказалась просто восхитительной, особенно после подножного корма на Сахалине, а вино и прочие напитки – вообще выше всяких похвал.

После того как я поел, официант собрал посуду, но почему-то не ушел.

– Что-то еще?

Парень замялся, а потом, по русскому обычаю, в пояс поклонился мне и дрожащим от волнения голосом сказал:

– Спасибо вам, Александр Христианович! Спасибо за то, что отомстили. – Он запнулся и тихо добавил: – У меня брат родной на крейсерах служил и погиб при Цусиме…

Честно говоря, я уже стал подумывать, что зря ввязался в свару с япошками, особенно после такой дикой неблагодарности в ответ, но вот после этой фразы… В общем, слова этого парня разом перечеркнули все сомнения.

Я встал, приобнял его и тихо шепнул:

– Еще не отомстил. Но отомщу с лихвой, будь уверен. Слово даю…

А после того, как официант ушел, визиты посыпались как из рога изобилия.

Следом заявился маленький сухенький старичок типично семитской наружности с торчавшим из кармана испачканной мелом жилетки скомканным портновским метром.

– Ну-с… – Старикан обаятельно улыбнулся. – Таки осмелюсь слегка побеспокоить вас, но оно того будет стоить, уверяю…

После чего принялся измерять меня, скороговоркой бубня себе под нос:

– Что там Парыж? Разве там умеют шить, я вас спрашиваю? Эти прохиндеи умеют только выдумать! А лучше старого Мойши с Подола, что в Егупце, никто не шил! Разве только я, но Мойша сам учил меня! Так-с… что тут у нас… Ой-вей! Хай тому, кто вас так резанул, всю морду попрыщит. Надеюсь, он долго не прожил?

При этом он снял мерки даже с моих ступней, прокомментировав, что это для какого-то Шлемы, которого так некстати разбила подагра.

Закончив с замерами, он торжественно пообещал:

– Таки через три дня все будет готово!

– И даже без примерки?

– Молодой человек… – Портной скорбно покачал головой.

– Понял. – Я невольно улыбнулся. – Уж извините, ради бога…

Старикан вежливо кивнул, а потом покосился на дверь камеры и вдруг истово зашептал:

– Вы, часом, не встречали на Сахалине Яшку Раппопорта? Моего возраста, фершалом там служил. Братцем родным мне приходится этот паразит.

– Встречал.

– Господи! – Старик схватился за сердце. – Жив?

– Не только жив, но и здоров. Замечательный у вас брат. Воевал храбро и людей с того света вытаскивал. Сейчас в безопасном месте.

– Спасибо! – Портной рухнул на колени и прижался губами к моей руке. – Спасибо! Дай вам боженька здоровья! Господи…

– Ну что вы, что вы… – Я поднял старика. – Лишнее оно.

– Не лишнее! – строго возразил еврей. – Не лишнее!

Старикан настроился еще поговорить, но в камеру вошел какой-то унтер и живо его спровадил. А место портного занял дородный красномордый мужик в поддевке из дорогого сукна, широченных штанах и надраенных до блеска сапогах, общим видом смахивающий на типичного купца. Впрочем, он и оказался выборным от купеческого сословия Владивостока.

Он отвесил мне поясной поклон, потом крепко облапил и проревел басом:

– Уж извините, господин Любич, я по-простому, от души, от всего нашего сословия! Примите нашу благодарность за радение об отчизне!