Николай Собинин - S-T-I-K-S. Игры на выживание

Около часа ничего не происходило. Вечерние сумерки сменились ночной чернотой, которую лишь немного прорезал свет крупных звезд. Но Голоду тьма не помеха, он все прекрасно видит. Увидел и то, как в чердачном окне завозился караульный, заодно услышав и едва различимый скрип и шорох одежды и амуниции караульного. Он оказался прав.

А следом он почуял Другого. Другой пришел по следам еды, так же как и он сам чуть ранее. И этот другой тоже был голоден. Он явно слабее Голода, но если сейчас ворвется в дом, может испортить охоту и себе и ему.

Другой почуял его уже на подходах к дому и нерешительно замер рядом с сараем. Голод беззвучно ощерил клыки, ясно давая понять, что претендовать на его еду было глупой затеей. Судя по действиям Другого, тот и сам это понял и теперь пребывал в нерешительности, явно не понимая, что ему делать. Просто сдаться и отступить ему не давал сильный голод, а бороться за еду он был не готов, ибо понимал, что проиграет. Наблюдая за колебаниями конкурента, Голоду пришла в голову мысль о том, что Другого можно использовать в своих целях. Внутри слишком много людей, он не сможет в одиночку расправиться с ними бесшумно. А вот вдвоем им это под силу. Он убрал клыки и дал знать Другому о своем решении. Тот опустил голову и признал его право быть Первым.

В этот миг ухо Голода уловило скрип лестницы, ведущей на чердак дома, где спряталась еда. Караульному зачем-то потребовалось выйти на улицу. Голод приник к земле, приказав Второму сделать то же самое. Скрипнули подгнившие доски крыльца дома, и Голод бросил свое тело в длинный прыжок. Четко выверенный удар лапы оторвал голову человеку, которая упала в кусты, прошелестев травой. Голод приземлился на дерн не издав лишних звуков, а вот труп упал вниз, стукнув одной из железок по доскам. Он замер, приказав сделать то же самое Второму, подавляя его желание немедленно наброситься на мясо. Второй был очень голоден и с трудом себя сдерживал, он хорошо это ощущал. Голод замер, прислушиваясь к звукам, доносящимся сверху. Похоже, еда ничего не заподозрила, дыхание спящих людей оставалось ровным.

Он запретил Второму трогать труп, и приказал ему следовать наверх, к спящей еде. Они спрятали когти и протиснулись внутрь, осторожно поднимаясь по скрипучей лестнице, прогибающейся под их весом. Люди наверху спали, не подозревая о том, что смерть приблизилась к ним вплотную. Голод снова ощерился, подобрался и прыгнул вперед. Пришло время насытиться.

Пробуждение было не из разряда тех, которые можно назвать приятными. Совсем не тот случай, когда ты просыпаешься счастливый и довольный, в своей теплой постели. Он снова проснулся с ощущением чужой крови во рту. Проклятые сны рано или поздно сведут его с ума.

Кое-как разобравшись со своими душевными конфликтами, Дикарь занялся проблемами телесными. А их, к несчастью, было предостаточно. Все тело жутко затекло из-за неудобной позы. И сменить ее не было никакой возможности. Потому что, как не повернись, плечи, спина или затылок упираются во что-то ребристое и холодное. Он открыл глаза, и обнаружил, что сидит в маленькой, квадратной клетке. Вокруг царил сумрак, и совсем немного света пробивалось из нескольких щелей над головой. Судя по гулу и покачиваниям, они ехали в тентованом кузове грузовика, по бортам которого стояло два ряда сварных клетушек. Вот в арматуру этих клеток и упирались части его тела. Места внутри было катастрофически мало, даже для обычного человека, а про Дикаря, с его габаритами, и говорить нечего. Спина дико ныла, трещала голова, уже дважды невинно пострадавшая за сегодня, болел копчик и ягодицы, от долгого сидения на жестком, деревянном полу. Кроме того, болели ребра и печень, на лбу пульсировала болью огромная шишка. Похоже, его затромбовали внутрь пока он был в отключке, и в процессе немного попинали ногами. Рядом кто-то завозился.

— Кто тут?

— Дикарь, очнулся?

— Лунь, ты что ли? Живой! А остальные как?

Тут их разговор был прерван самым грубым образом. Резиновая дубинка с силой врезала по арматуре, заставив загудеть всю сварную конструкцию.

— Так, петушары, говорю один раз. Кто хлебало не завалит, пусть потом не жалуется на перелом челюсти. Я предупредил.

Пришлось отложить все расспросы до более благоприятных времен. Правда, не похоже, что эти благоприятные времена вообще могут наступить. Его снова вырубили тем же самым неприятным даром, как раз в тот момент, когда он уже окончательно уверовал в успешный побег. Похоже, Буран не шутил, насчет того, что у Чертей полно завербованного народа с разнообразными умениями.